Владислав Тихонов - Наследство одержимого

— Знаешь что, Серёг, — тебя ведь Серёга звать, да?… Конечно, в Осины эти можно было б съездить — так, для интересу… Но, понимаешь… — Эдик заворочал кожей уже на лбу, словно пытаясь выдавить из него какую-то не совсем обычную мысль, — короче, Серёг, на хуй тебе все это сдалось? Я, конечно, ничо, тебя не отговариваю, ты мине никто… Просто у меня случай тогда тот был, и я, Серёг, заррёкся туда ездить, заррёкся…

— А если, это… ну, не задаром… — Сергей еле удерживался от того, чтобы не залезть в сумку, где у него лежали две бутылки — «Монастырская изба», намеченная в оприходование в день вступления в право владения дедовым наследством, и бутылка «Столичной», захваченная просто так, на всякий случай — который, похоже, и наступал.

— Ну… не задаром? Эт как? — неестественно подхихикнул Эдик.

Сергей облегченно завозился в своем багаже, извлекая жертвенную «Столичную» (и попутно зарывая поглубже вино).

— О-о, ну-у, эт дело… — умиротворенно замычал было Эдик, быстро, впрочем, спохватываясь:

— Ох, а дорога-то какая туда хреновая… Не, я ничо, конечно, ничо… Мог бы проводить, даже довезти бы мог… Но только, вот, эт-самое, ну-у… Понимаешь… Место такое…

Последовало еще пять минут рассуждений в подобном роде, завершившихся вручением пятисотрублевой бумажки — с одной стороны и обещанием подкинуть до загадочной деревни на мотороллере — с другой. Выпросив у учителя еще одну сигарету, Эдик как будто успокоился и вернулся в свое обычное расположение духа:

— Ладно, Серёг, договорились. Пошли щас ко мне — переночуем, а завтра прям с утра и поедем. Скоро все равно стемнеет. Ночью-то там делать нечего. А чо? Сёдни посидим, поужинаем, тудым-сюдым, флакончик раздавим, а завтра с утрячка-с бодрячка в Осины, а?

Сергей понял, что ненавязчивое предложение «раздавить флакончик» касается обещанной им пол-литровки. И нельзя сказать, что Сергей пришел от этого в восторг: он-то планировал вручить Эдику данный гонорар после поездки… Упрекая себя за поспешность и незнание жизни, Сергей в конце концов согласился.

— Ладно, пошли к тебе. Только давай не засиживаться, чтоб завтра встать пораньше…

— Да кто будет засиживаться?! Посидим-поужинаем — и бай-бай, а завтра с утрячка-с бодрячка…

Пока они шли через село, Сергей, — правда, не придав этому должного значения, — обратил внимание на примечательный факт: с Эдиком никто из односельчан не здоровался. Более того, встречные смотрели на него почти с неприязнью, а некоторые даже оглядывались и что-то вслед бормотали. Лишь однажды в ответ на Эдиково приветствие прозвучало:

— О-о, Фы-ырган! Скока лет, скока зим!! — сутулый, мокро-грязный тип, чем-то похожий на щетинистого дворового барбоса, весело, но цепко поймал Эдика за рукав. — Ты, Фырган, када мне стольник-то вернешь, а?

Эдик кое-как отмотался от приставучего типа, тыкая желтым пальцем в Сергея и комкано оправдываясь какими-то жутко важными и несвоими делами. Сергей хотел было спросить, почему у Эдика такое неблагозвучное и непонятное прозвище, да постеснялся: краткий диалог с барбосом-кредитором Эдика-Фыргана явно не взбодрил, и Сергей подумал, как бы тот под горячую руку не переиграл насчет Осин и мотороллера.

Обиталище Фыргана располагалось на самой окраине села, неподалеку от церквушки. То был маленький, вросший в землю домик с полусгнившим штакетником и огородом, на котором давно никто ничего не выращивал. Пройдя через примотанную проволокой калитку, Сергей оказался в метровых зарослях бурьяна, в которых с трудом угадывалась узенькая тропинка. Вильнув пару раз мимо облупленного бака для дождевой воды и полуразложившихся останков брошенного «запорожца», тропинка привела к двери — такой низкой, словно она предназначалась для лилипута. Входя в нее, Сергей подумал, что он проникает в поставленный на попа гроб. А еще ему показалось, что этот дом, наверняка имевший когда-то вполне нормальные размеры, со временем просто усох и сморщился — вместе со своим хозяином.

При свете включенной Эдиком лампочки-сороковки удивленный Сергей заметил, что в домике целых три жилых помещения: прихожая, где не было ничего, кроме маленького стульчика да грязного настенного календаря за позапрошлый год; кухонька с печкой и комната с огромным старым сервантом без стекол, который неизвестно каким образом был туда водворен. У подножия этого серванта приютилась безногая зеленая тахта с горой старой грязной одежды. Вообще, слово «грязный» можно было применить ко всем предметам в Эдиковом логове. Грязен был неработающий холодильник «Зил», грязны были две шаткие скамейки возле застеленного старыми газетами хромого стола…