Владислав Тихонов - Наследство одержимого

— Слушайте… слушай, Эдуард! Эдуа-ард!

— У-у… Каво?

— А как там, в Осинах насчет… насчет… радиации?!

Эдик побормотал что-то в смеси сна и опьянения, пока, наконец, не выдохнулось перегарное, песьи-ворчливое, но весьма обнадеживающее:

— …п-про Ч-чернобыль, что ли?… Да не-е, вроде стороной прошло, наш район не зацепило… Да тута не ат-том, тута… Х… его знает что… — Эдик замемекал бессвязно, ныряя обратно в пьяный и тряский автобусный сон.

Сергей снова отвернулся к окну. «Наш район не зацепило»… Да, звучит обнадеживающе. Ну, так и обнадежимся! Легко и приятно верить в такие вещи, как отсутствие радиации, кто бы об этом ни поведал. Видимо, такова особенность нашей психики: защищаться, веря… Сергей увлекся этой мыслью — он любил «умничать» сам перед собою, это нередко отвлекало от навязчивых сомнений в собственнной состоятельности. Но сейчас «умничанье» не помогало. Словно из подтекающего крана, дребезжала где-то, не переставая, тоненькая холодная струйка фальши. И Сергей не мог понять, где именно. Очевидно, фальшив был он сам — со своей хорошо симулируемой «проницательностью». Вот-вот она под собственной тяжестью сползет с него… И обнажится вялый, ни черта не понимающий, наивный городской тугодум! И пьяньчужка в синей бейсболке первым посмеется над ним. А может, он уже давно разгадал его и давно над ним смеется?? Бр-р-р…

Сергей не глядя сунул в рот раздавленный помидор. Он оказался больше, чем надо, его нельзя было сразу проглотить, и учитель буффонно раздул щеки, одновременно пытаясь как не подавиться, так и не прыснуть из губ струйкой кислого сока.

…А ведь с другой стороны — пьянчужка в бейсболке не менее жалок… И вообще — все может оказаться чушью! Все эти сельские аборигены так любят сочинять всякие байки, дабы привлечь внимание к своей глухомани… Скорее всего, никто в Осинах просто так не исчезал. Пить меньше надо. И «мерси, чуть не помер» — из той же серии. Пить надо меньше, и желательно — не тормозуху.

А до дедушкина наследства, — если оно еще есть, — добраться надо во что бы то ни стало. Конечно, судя по всему, задерживаться там Сергей не будет — так только, глянет на дом. Вдруг там осталось что-нибудь ценное… Хотя навряд ли. Такие, как вот этот вот, всё уже, небось, порастащили.

Учитель покосился на своего попутчика. Эдик уже давно разобрался с портвейном и теперь свистливо похрапывал, запрокинув покачивающуюся голову. Сальная бейсболка с надписью «USA CALIFORNIA» соскочила с нее, обнажив тусклую проплешину в окружении жиденьких рыжеватых косиц, и каталась по полу… Сергей почувствовал, что его тоже тянет в сон. «Ладно, там разберемся», — подумал он смыкая веки и тотчас начиная неумолимо крениться и сползать набок.

— Эй, вставай, приехали!

Сергей открыл глаза. Эдик, уже выворотивший из-под сидения свой коричневый рюкзак и вернувший на место «калифорнийскую» бейсболку, теребил его за рукав. Сергей машинально взглянул на часы: было начало восьмого. Дорога до Больших Холмов заняла почти два часа.

Площадка, на которой остановился «ПАЗ», была заасфальтирована. Прямо от нее под горку убегала улица, застроенная однотипными шлакоблочными коттеджиками. В конце улицы среди зелени поблескивала цинковая луковка сельской церквушки. Чуть правее, за рощицей серебристых тополей, виднелись какие-то агропромышленные постройки и кусок поля, засеянного подсолнухами. Вечерело, подступали приятные, теплые июльские сумерки. Опускающееся за спиной у Сергея солнце отбрасывало на дома и деревья абрикосовые отблески, в воздухе потягивало дымом и перепревшим навозом, слышался отдаленный лай собак и репродукторная музыка. Большие Холмы казались довольно приятным и ухоженным местом — «поселком средней степени цивилизованности», как определил его про себя Сергей.

Подошел Эдик, стрельнул сигаретку. Сергей незамедлительно протянул ему пачку «Космоса». Потом замялся и вдруг неожиданно для себя выдал нудящим голосом:

— Слушай, Эдуард, а ты не мог бы показать мне дорогу до той деревни?

— Какой деревни?

— Ну, до Осин…

Пауза. За время этой паузы Эдик успел наполовину скурить сигаретку и нагнать на себя неуютную серьезность, многозначительно морща красноватую кожу вокруг слезящихся глаз, кривя сизые губы и с шумом выпуская дым из ноздрей. Сергей покорно-терпеливо ждал. Наконец, Эдик забычковал «космач», заботливо поплевав на него; осторожно схоронил бычок в пиджачном кармане и пробурчал: