За окном было светло, а значит он провалялся без чувств не долго. Может час или меньше. Наверняка, как только Антон упал на подъездный пол, раскинув руки, как мертвый, Настя вызвонила тетю Таню и та примчалась, бросив не досаженные цветы у теплицы. Еще бы, не дай бог доченька убила брата, пусть и не родного. А если бы убила, как поступила тетя Таня? Затащила его обмякшее тело в ванную, расчленила, а потом по кусочкам выносила ночами к речке. Его бы даже искать не стали. Разве что Сашка.
А ведь он все еще стоял у телефонной будки и ждал его.
Голова была тяжелой, словно арбуз, шея затекла. Он спустил ноги с кровати и попытался встать. Комната поплыла перед глазами, затошнило, в желудке что-то дернулось и поползло ввысь. Он немного постоял с закрытыми глазами, держась за голову. Помутнение прошло, тошнота тоже. Поднялся на подоконник, открыл окно и несколько раз шепотом позвал брата. Сашки на улице не видно. Позвал еще, на этот раз громче. В ответ посигналил какой-то лихач с автострады.
Слез на пол и заметил чемодан с торчащим из дырки носком. Он стоил у шкафа. К нему приклеилась грязь и коричневые листья клена. Антон проверил карманы шорт, лампочка и мешочек с гайками были на месте, а вот рогатки за пазухой не оказалось. Он бегло осмотрел пол, кровать, заглянул под нее, в надежде, что рогатка выпала, когда его обмякшее тело волокли по полу. В комнате ее не было. Гоня мысль о том, что рогатку забрала тетя Таня, он вышел из комнаты.
На диване сидела Настя, смотрела ток-шоу про потерявшихся на острове. Она почувствовала на себе взгляд, а может увидела отражение Антона на экране. Повернулась, натянуто улыбнулась и поднялась с дивана.
– Как самочувствие? – спросила она.
Антон прищурился, оглянулся. Никаких звуков, кроме шума океана на экране не слышно. Должно быть в квартире больше никого не было. Должно быть тетя Таня уехала досаживать цветы. Конечно, ведь дурачок оказался жив и даже лоб не расшиб, переживать не за что, пила и топор для разделки туши полежат на балконе до следующего раза.
– Ты меня слышишь? – она щелкнула пальцами, привлекая внимание, – как самочувствие?
Вопрос Насти, её заинтересованность здоровьем и казалась не поддельная забота, заставили Антона напрячься и заподозрить подвох.
– Да не волнуйся. Мама уехала и сказала, чтобы я следила за тобой. Иди сюда, присаживайся на диван.
Антон сел, продолжая взглядом обследовать пол коридора и прихожей. Рогатки не видно. Настя плюхнулась рядом.
– Мы ведь с тобой никогда не общались как брат с сестрой, – говорила она, – наверное грустно тебе, наверное, одиноко. А хочешь я стану твоей подругой?
Она поправила его челку, как-то небрежно, как-то презрительно. Антону туту же захотелось помыть голову, расчесаться и надушиться одеколоном дяди Миши, чтобы выветрить запах Настиных рук, пропитанных илом. Он скрипнул зубами, пересиливая желание ударить ее по больной, забинтованной руке.
– Расскажи, почему ты вздумал сбежать?
Антон смотрел на красный огонек под экраном телевизора, концентрируя внимание на нем, сдерживая позыв повернуться к Насти лицом, плюнуть и зло прокричать, что это не её дело.
– Ну не бойся меня. Я ведь помочь хочу.
Она говорила ласково, как продавец новой дорогой машины, пытающийся продать её простому зеваке, зашедшему в магазин, чтобы погреться. Антон не отводил взгляд от красной точки. Только теперь он заметил, что она горит не постоянно, а периодами (каждые пять секунд) мигает. Слабо, так, чтобы не отвлекать от просмотра телевизора.
Антону все же удалось отвлечь внимание на точку так, что речь Насти превратилась в шум, слилась в общий поток со словами людей на экране. А может дело не в точке, а в посторонних мыслях о продавце машины. Как бы там ни было, следующий вопрос Насти вывел его из состояния оцепенения, словно умелый рыбак выдернул жирную рыбу из пруда.
– А хочешь, помогу сбежать?
Он перевел на нее взгляд и несколько раз моргнул, помогая глазам сфокусироваться на лице Насти. Уголки губ чуть дрогнули, она наклонила голову и поправила волосы, проведя ладонью от лба до шеи. Убедившись, что Антон её слушает, что теперь смотрит на неё, затараторила так, словно ей платили за каждое сказанное слово.
– Мама не знает. Я ей не расскажу. Она сказала, что ты проспишь два дня. Она не будет к тебе заглядывать, возможно даже забудет о твоем существовании.
Остановилась, глубоко вздохнула и уже не торопясь спросила:
– Ты собирался бежать один или у тебя есть друг?
Читать дальше