Юрий Литвин - Stiffen corpses - Жизнь и работа коченеющих трупов [СИ]

Но большому отчего-то было нерадостно, и он снова ушел на улицу курить. Наверное, снова вспомнил про менингит.

В это время гномы сменили пластинку. Один из них покатил по полу пивную бутылку и стал пьяно орать:

— Пейте гости дорогие, за все уплочено!

А остальные заорав:

— Горько! — принялись целоваться с любвеобильным Катом Скабичевским, на ходу расстегивая маленькие ширинки. Скабичевский вырвался и тоже ушел курить вслед за Эдсоном, хотя и не курил.

В целом мне понравилось представление и я, поднявшись со своего ложа, отдал гномам едва начатую половинку черного хлеба и они, вкатившись всей оравой на солому принялись запихиваться хлебными крошками, болтать, а насытившись моментально уснули.

А вот мне не спалось. Я вспомнил, как когда-то мы с Чукки Коротали Время и предложил сыграть в стихотворную игру. Эдсону и Кату, которые как раз вернулись с улицы.

Все равно ведь делать пока нечего. Прилетит Сторож, не прилетит. Да и погода совсем не для полетов. Объяснил правила. Простейшие, сложные и предлагать не стал. Говорю:

— Начинаю фразу, а вы в рифму заканчивайте. Чтоб смешно только было.

Согласитесь, какая, ни какая, а для ума гимнастика.

Эдсон поглядел на меня недоверчиво:

— Нас, что ли двое на одного?

— Ну.

— Мало нас, надо еще кого-то…

— Я пас, — отозвалась Сушеная Голова, — Хррр… — это типа, спит.

— Может Мельника позвать? — предложил Джокер, хитро прищуриваясь, и роняя себе в руку металлический кружок из глаза.

— Нет, вдвоем! — рубанул, сгустившийся в ангаре аммиак, костлявой рукой титр.

— Чудесно! — воскликнул я, — поехали! Раз пошел со мной в наряд…

— Ассирийский яйцеклад, — тут же отозвался Скабичевский. Джокер озадачился.

— А кто это?

— Тю, — раздулся от гордости, тем, что поставил в тупик самого Твин Ли Кат, — это зверь такой. Из этого… Заовражья. Вот.

Он схватил карандаш и быстренько изобразил на стене половинку куриного яйца на тоненьких ножках и с парой круглых выразительных глазок поверх скорлупы.

— И делают они что? — я действительно был слегка озадачен. Конечно, в Заоовражье, что угодно может водиться, но как-то оно все-таки…

— Размножаются, — авторитетно сообщил Кат и предложил, — Продолжим? Теперь мы начинаем!

— Валяй, — Джокер одел и снял шапочку с бубенцами. Они тихонько звякнули.

— Подписал четвертый лист…

— Звезданутый Джудас Прист. Это просто, — зевнув отозвался я, — Ловите. Самый страшный из людей…

— Это пидор Площадей! — угрюмо отозвался Эдсон.

— Чего это он пидор? — поинтересовался я, — ты что проверял?

Титр насупился:

— Просто в рифму пришлось…

— Смотри мне. Расскажу Греку, он тебе сам знаешь…

Грек Площадей был известен тем, что уже неоднократно переплывал Стикс, причем туда и обратно, и при этом неоднократно совал туда руку. И ничего. Представляете? За это его и уважали. Его даже Прототавра не трогала.

— Так, парни, попытка не засчитана. Продолжим. Ну-ка, вот вам. Всех вас купит и продаст…

— Капитан Ужеидаст, — все также угрюмо отозвался Эдсон.

— А это еще кто?

— Да есть один, на Таможне…

Бубенчики зазвенели оптимистично.

— Годится. Если на Таможне, то годится. Загадывайте!

Команда посовещалась и Кат выдал:

— По-французски говорит…

— Пакистанский Самоквит, или Зазеркальский, или Кентенбрийский, да какой угодно. Посложней давайте. Думайте, думайте! Веселей. Вот я вам загадаю сейчас смешное… Эдсон лично для тебя.

— Только не про менингит!

— Ладно. Вновь на мельницу пошел…

— Мельник, задранный козел, — даваясь хохотом, моментально выдал Скабичевский.

Череп титра оскалился несмелой улыбкой.

— Ага!

— Вот же, молодцы, можете, когда хотите! Загадывайте… — я подбросил вверх свою шапочку.

— Колокольчики звенят, — выдал Кат.

— Едет Хэнгмен — Хесбулат!

— Где? — мгновенно очнулась Сушеная Голова. Она по понятным причинам не любила нашего милого малыша.

Тут уже заржали все вместе. Голова обиделась.

— Очень весело! Поэты недоделанные. Да я вам сейчас тысячу таких стишков насочиняю.

И как понесла, как понесла, прям генератор рифм:

— Разогнал 10-й полк — подполковник Дуботовк — Рраз! Вновь на кладбище чудил — волосатый некрофил. Цвайн!! Вновь сломал шестой барьер — бородатый тамплиер — Квадро!!!

— Три, — подсказал я.

— Что? — дернулась Сушеная Поэтесса.

— Считать научись, сколько раз просил. Подожди. Как там про Тамплиера? Шестой Барьер? Вроде ничего, а Эдсон?