Роберт Маккаммон - Рассказы [компиляция]

— Здравствуйте, — сказал мне управляющий, и я тоже его поприветствовала. — У кого-то из вас чудесные духи.

— Это фиалки, — сказала Мама. — Она всегда душится ароматом фиалок, потому что этот запах идеально подходит для такой красавицы, как она.

— Да, — согласился управляющий, — это, безусловно, так. — А затем щелкнул пальцами. И вам бы почудилось, увидь вы это, что ковер порос коридорными, словно грибами.

Это странно — то, как ты обращаешь внимание на некоторые вещи. Взять, к примеру, мое розовое платье, которое Мама с Папой купили мне. Оно выглядело отлично в сером свете нашего дома. Но в «Морской арфе»… В «Морской арфе» платье выглядело так, словно розовая ткань была старой и выцветшей. Выглядело так, словно долго-долго провисело на вешалке. А на кровати в моем номере были такие прохладные и хрустящие простыни, что казалось, будто они обнимают вас и не хотят, что бы вы оставляли их. Все окна блестели чистотой, солнце светило ослепительно ярко, и вы могли получить горячую воду, когда бы вам ни заблагорассудилось. Ах, это была мечта Золушки, воплотившаяся в жизнь.

Мама сказала, что Папа собирается заглянуть в «Морскую арфу» после того, как закончит работать — даже если это будет в девять часов вечера. Сказала, что Папа гордится мной, также как и она. Ну а все, что делала Энни, — это крутилась и выставляла себя полной дурой. Мама сказала, что собирается прилечь и отдохнуть и что я должна приглядывать за Энни и не позволять ей проказничать. Вместе мы отправились гулять по белым коридорам и наткнулись на лестницу.

Энни сказала, что умеет танцевать лучше меня, а я сказала, что не умеет. Мне было шестнадцать, но внутри меня еще пряталась маленькая девочка, желавшая показать Энни, кто здесь лучше танцует. Так что мы плясали вверх и вниз по лестнице, как в той сцене, где Ширли Темпл танцует на ступеньках и делает три шага вверх, два шага вниз, четыре шага вверх, два шага вниз, пять шагов вверх…

У меня болит голова.

Временами я очень быстро устаю. Иногда день кажется ночью, а ночь похожа на очень длинный день, и часы ни в какую не желают идти. Я устаю и не могу думать правильно.

Я покидаю свою комнату, в которой прохладные, хрустящие простыни на кровати всегда лежат откинутыми, словно синяя рана, и направляюсь к лифту. Имя лифтера мне известно — Кленси. Это черный мужчина с седыми волосами; он тоже знает меня. Кленси приводит лифт туда, где я его жду, и когда он с лязгом открывает двери я, словно розовое облако, проскальзываю внутрь кабины.

— Вечер добрый, Красавица, — говорит Кленси.

Я здороваюсь с мистером Кленси.

— Сегодня в «Морской арфе» очень тихо, — говорит он. Говорит то же самое, что и всегда. Мистер Кленси работает только в тихие часы.

Он захлопывает двери, дергает рычаг, и старый лифт начинает спуск. Я слышу, как тросы и шестерни вращаются над нашими головами. Механизм требует смазки: слишком уж громко он скрипит.

— Какое нынче время? — спрашиваю я мистера Кленси.

— Сестра Глории, Джун, ждет ребенка, — отвечает он. Ах, мистер Кленси может быть таким вредным! Иногда он ведет себя так, словно у вас вообще нет голоса! — Имена уже подобраны. Третий ребенок не должен стать для нее большим событием.

— Сейчас весна, мистер Кленси? — спрашиваю я. — Скажите мне хотя бы это.

— Смити пошел на повышение. Похоже, меня тоже должны повысить. Знаешь, этот Смити постоянно жалуется то на одно, то на другое.

Я хочу закричать, но это ниже моего достоинства. Сказать по правде, мне нравится слушать, как мистер Кленси разговаривает со мной. Нравится звук его голоса и шум лифта. Плевать я хотела на лестницу.

Лифт прибывает в фойе. Двери открываются, и я вижу сверкающие светильники, чудесные стены и мебель; все на своих местах, точно такое же, как в первый день.

— Ты прекрасно пахнешь сегодня, Красавица, — говорит мистер Кленси, когда я выхожу из лифта, (он всегда это говорит).

Я поворачиваюсь и, глядя в его слепые глаза, говорю спасибо. Затем мистер Кленси садится на свой стул и отдыхает, ожидая моего возвращения. Я бреду по вестибюлю между стенами из облаков. Новые, свежесрезанные цветы торчат в хрустальных вазах. В конце концов, я пришла к выводу, что сейчас, скорее всего, весна. В «Морской арфе» всегда весна.

Вот она, моя мечта Золушки. Я могу петь здесь и танцевать на ковре, который цветом походил на залитую солнечным светом Гавань. Однажды я видела бродившего здесь молодого человека. Этот красивый юноша был старше меня. Ему было, наверное, лет двадцать. Я прошлась рядом с ним. Однако под мышкой у парня торчала газета, и у него не нашлось на красавицу времени. Я проплываю между ваз, и некоторые из цветов шуршат, когда я прохожу мимо. Иногда я слышу здесь другие голоса — слабые, дрейфующие туда и обратно. У Папы имелось старое радио, которое он держал в гостиной, и мы с Энни слушали его. Вот на что похожи те голоса. Они словно бы доносятся из далеких-далеких мест — мест, которые и рядом не стояли по красоте с «Морской арфой».