Татьяна Мастрюкова - Болотница

– Что же ты остановилась? Разве ты не видишь, что сильнее меня? Разве ты не хочешь подойти и прекратить мои мучения? Свои мучения? Разве не хочешь уничтожить меня?

Я только ещё громче молилась, стараясь не сильно вслушиваться в то, что шипела болотная тварь. Я боялась, что, если я хоть на секунду запнусь, она рванётся ко мне и с голодной звериной жестокостью растерзает на месте. Эта картина настолько ясно и страшно представилась моему воображению, что живот будто скрутило ледяными лапами, а дыхание перехватило. Но даже беззвучно, громко глотая воздух, я продолжала читать.

– Разве ты не хочешь спасти свою мамочку? Забрать её от меня? – продолжала искушать тварь, тоже остановившись, но не решаясь сделать ни шага вперёд, прикидываясь испуганной и слабой. Ей даже удалось немного вернуть себе девичье лицо, будто каким-то образом она подкрутила настройки. Даже гусиное шипение, мерзко искажавшее её голос, будто поубавилось. Мой страх придал ей силы, она питалась им, питалась моими эмоциями, сосала энергию, как болотная пиявка.

– Иди же, я теперь не смогу причинить тебе вреда… Ты такая сильная! Не такая, как другие…

– Вичка, не ходи!

Мамин голос, такой знакомый, такой родной, раздался прямо у меня за спиной. Я на секунду запнулась и чуть не обернулась. Меня начало трясти, как в лихорадке. Мне было физически больно не оборачиваться, но я поборола искушение, хотя всё моё существо рвалось на мамин голос. Немедленно из глаз брызнули слёзы, жгучие, от которых защипало глаза и на которые я даже разозлилась. Не время реветь! Так я совсем не могу разобрать, что написано в спасительном дневнике. Мысли путались. В голове стучало: «Мама! Мамочка!»

Я сморгнула, и мир вновь приобрёл чёткость. Я не обернулась, оставаясь там, где стояла. Я не опустила руку с крестом.

Болотница, не отрываясь, следила за мной, но тоже не двигалась с места. Однако казалось, что она мерцает, то приближаясь, то снова отдаляясь обратно.

– Повторяй, девочка , – вдруг услышала я ещё один голос, но теперь совершенно незнакомый. Краем глаза я заметила мужскую фигуру, почти сливающуюся с кустами, у которых она стояла. Это был тот самый человек, которого мы встретили с мамой на прогулке по лесу. Кажется, это было сто лет назад, в прошлой жизни.

Если верить Василию Фёдоровичу, а я теперь была готова поверить всему, это был сам Евгений Лоскатухин. Старавшийся защитить Анцыбаловку от болотной нечисти. Давно умерший и похороненный.

Точно таким же, как раньше, глухим, но отчётливо слышимым голосом Лоскатухин повторил: «Говори за мной, девочка. Мёртвое мёртвым, живое живым! »

– Мёртвое мёртвым, живое живым! – громко и чётко проговорила я, опуская дневник, но продолжая держать крест перед лицом на вытянутой руке.

Всё во мне воспрянуло, поднялось. Тугой узел в животе развязался.

Первый раз за всё время мне кто-то помог. И не просто сочувствием, а по-настоящему, в нужное время в нужном месте. Просто так помог, без просьб.

Я чувствовала, как по щекам бегут слёзы, но это были не жгучие слёзы страха и горя, они были тёплые и не щипали, а словно очищали глаза.

Оказалось, что мне нужно совсем немного, чтобы немедленно поверить и в свои силы, и в счастливый исход.

Всё бурлило во мне: «Я не одна! Я не одна! Всё будет хорошо!» Я пыталась подавить в себе эту эйфорию, не торопиться, не расслабляться, но не могла.

– Мёртвое мёртвым, живое живым! Мёртвое мёртвым, живое живым! – без остановки начала кричать я, одновременно плача и истерично смеясь. Смех этот родился у меня не от радости, а от перенапряжения.

Тварь, которая питалась моим страхом и расцветала от негативных разрушающих эмоций, теперь согнулась, будто её ударили в живот, и принялась, жутко, как-то ломано, нечеловечески извиваясь, затравленно озираться.

– Кто? Кто тебе помогает? – завизжала она, но это был не птичий крик. Это был зверь, яростный, злой, мстительный, у которого вырвали добычу прямо из пасти. И этот зверь рычал от разочарования и внезапной боли одновременно девичьим голосом и как бы наложенным на него грубым мужским. Я никогда не думала, что можно одновременно кричать двумя голосами. Это было жутко. От этого звука мороз продирал по коже.

Если бы я не была так воодушевлена неожиданной и такой своевременной поддержкой, пусть и поддержкой призрака, духа, не человека, то для меня точно всё было бы кончено.

Дед Евгений Лоскатухин вышел вперёд.