Лорет Уайт - Колыбельная для моей девочки [litres]

– Где остальные девочки? – спросил Мэддокс, доставая из кармана нитриловые перчатки.

– Приехавшие на вызов полицейские увели их в другую палату. С ними сейчас психолог.

– Переводчица приехала?

– Нет.

Мэддокс обратился к Хольгерсену:

– Звони Дандёрну или Смиту, пусть один из них приезжает и остается охранять свидетельниц. – Хольгерсен отошел, на ходу набирая номер своего отдела. – И найди уже эту переводчицу!

Мэддокс повернулся к человеку в белом халате:

– Вы кто?

– Я врач, Тим Макдермид. Это мои пациентки…

– Когда в последний раз видели своих пациенток?

– Проведал вчера перед концом смены и уехал домой. Около двадцати одного часа.

– И что?

– Все было в порядке. У Софии наметилось явное улучшение. Я уже начал надеяться, что она одна из немногих, которым удается оправиться после перенесенного кошмара и жить более или менее нормально… Господи, такая юная, почти подросток…

У врача заблестели глаза.

Мэддокс стиснул челюсти:

– Медсестра дежурила в палате?

– Нет, но она пришла бы по сигналу кнопки вызова. Пациентки уже хорошо спали по ночам…

– Мне нужен список всех сотрудников больницы, которые работали вечером и ночью. Можете подготовить?

– Да-да, конечно.

– А когда составите… – рукой в перчатке Мэддокс поманил сотрудницу полиции с другого конца коридора. Патрульная поспешно подошла:

– Сэр?

Мэддокс взглянул на бейдж с фамилией:

– Тоннер, идите с доктором Макдермидом, запишите имена всех, кто вчера работал в больнице, и соберите их в столовой. Палату и коридор оцепить. И найдите, кто из наших перекроет доступ в это крыло.

– Есть, сэр.

Хольгерсен подошел, со щелчками натягивая перчатки:

– Дандёрн едет, переводчица не берет трубку.

Стоявший у двери полицейский записал в журнал, что Мэддокс и Хольгерсен проходят на непосредственное место преступления, и подал каждому высокие бахилы.

Напялив их на ноги, Мэддокс распрямился, глубоко вдохнул и вошел в палату. Хольгерсен, нехарактерно для себя молчаливый, шагнул за напарником.

Один из экспертов фотографировал обстановку, другой опылял порошком разные поверхности, ища отпечатки пальцев. Патологоанатом Барб О’Хейган стояла у койки Софьи Тарасовой, до половины укрытой простыней. На девушке была простая белая ночная рубашка. Рука свесилась ладонью вверх, лицо повернуто к двери. Открытый рот в запекшейся крови, натекшей на подушку. Широко распахнутые неподвижные глаза. Белые простыни почернели от засохшей крови, на светлых плитках пола тоже виднелись кровавые капли, уже отмеченные специальными желтыми метками с цифрами.

О’Хейган подняла глаза:

– Доброе утро, сержант. Как поживаете в этот прекрасный день?

– Док, – коротко отозвался Мэддокс в качестве приветствия, стоя неподвижно и осматриваясь.

В палате было тепло. Белая занавеска немного парусила над решеткой радиатора. Снаружи лил дождь. Остальные койки были пусты и смяты. На одной посередине было мокрое пятно, будто кто-то обмочился.

– Блин горелый, – прошептал Хольгерсен. – Как это могло произойти? Еще пятеро девчонок в комнате, полицейский в коридоре, и никто вот прям ни звука не слыхал? – Он нагнулся к мокрому матрацу и принюхался: – Раз описалась от страха, значит, что-то видела?

– Даже если и видели, не решились вызвать помощь. Даже дежурную медсестру не позвали, пока обход не начался в семь тридцать.

Хольгерсен тихо выругался.

– Если и раньше молчали как рыбы, теперь уж точно не заговорят…

Мэддокс подошел к трупу. О’Хейган поверх очков взглянула на термометр.

– Кстати, Чарли передает привет, – сообщила она, записывая температуру в блокнот. – Оставил меня здесь, а сам уехал на другой вызов.

Чарли Альфонс был главный коронер острова Ванкувер. С Барб о’Хейган, блестящим судмедэкспертом и суровой немолодой дамой, любившей высказываться за мертвых, Мэддокс познакомился на расследовании дела Аддамса. О’Хейган дружила с Энджи, и обе терпеть не могли Харви Лео.

– Что у нас есть, док?

– Не хотела снимать простыню, пока вы не взглянете на нее как есть, но измерила температуру тела под мышкой. Окоченение еще не наступило. Учитывая температуру трупа и тепло в палате, я бы сказала, что смерть наступила от шести до девяти часов назад.

Мэддокс взглянул на часы – одиннадцать минут девятого.

– Значит, с одиннадцати вечера до двух часов ночи?

– Примерно да, – отозвалась Барб, убирая термометр в сумку на столе и доставая фонарик: – Вам нужно кое-что увидеть.