Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Ладно, – наконец сказал он.

И получил то, чего ждал. Девушка так обняла его крепко, так сладко поцеловала, что не жалел он уже о тех деньгах, что тратил на неё, и не думал о них даже.

– Снять платье? – Спросила она, отрываясь от губ его.

– Всё снимай, – ответил он, не отрывая глаз от её прекрасного лица.

Не было никого на этом свете, кому он доверял бы больше, чем ему. Волков не знал другого человека, которого любили и уважали все остальные люди. К которому шли и за светом, и за утешением, и за лечением. Солдаты и местные бабы с орущими детьми с утра заходили к нему в пустующий овин, который он использовал и как спальню свою, и как келью для приёма больных. И никому он никогда не отказывал. Казалось, что брат Ипполит вообще не умел этого делать. Простодушное лицо молодого человека никак не отражало больших знаний и пытливого ума. Зато говорило всем, что человек сей добр до святости и терпелив без меры.

– Не смей дразнить его, – говорил Волков со всей серьёзностью в голосе.

– Да разве я дразнила когда? Никого не дразнила. – Врала Брунхильда.

– Не ври мне, сам видел, как ты из озорства перед ним подол до колен задирала, чтобы его смущать.

– Так то когда было, – тут же выкрутилась девушка. – Уж я не такая больше.

Вилков погрозил ей пальцем, сказал:

– Монах.

– Да, господин, – брат Ипполит тут же подошёл к нему.

– Деньги ей не давай, – он протянул монаху один золотой.

У Брунхильды от такой несправедливости округлились глаза. Но кавалер и не глянул на неё, продолжал говорить монаху:

– Купишь ей два платья, два шарфа и одни туфли, больше ничего.

Девушка молчал, но по виду её уже было ясно, что из монаха она вытрясет столько денег, сколько ей потребуется. А вовсе не столько, сколько господин велит.

– Снимешь комнату на неделю, да не в трактире, сам при ней будь. Она к учителю танцев будет ходить, так ты с ней.

Монах понимающе кивал.

– Раньше я к ней не лез, сама была себе хозяйской, а здесь она под моей фамилией ходит. Смотри, чтобы не опозорила она меня.

Девица фыркнула и закатила глаза, так и говоря без слов: «Господи, да что он несёт?»

– За мереном и телегой следи, смотри, что бы не украли. Через неделю отвези её в Эшбахт, я, может, ко времени тому уже вернусь туда сам.

– Всё исполню, господин. – Говорил монах. – Да хранит вас Господь в пути.

– Дозвольте хоть поцеловать вас, братец, – сказал Брунхильда.

Они расцеловались чинно, совсем не так, как целовались недавно, скромно. И Максимилиан придержал ему стремя, помогая Волкову сесть на коня.

Уж чего не нужно было Агнес, так это вторых уроков. Она и с первого раза всё усваивала и всё запоминала. Хватило ей того случая в Хоккенхайме, когда она от страха быть схваченной едва жива была, когда ноги да и всё тело одеревенели. Мыслей в голове не осталось, а жил в голове ужас, который по членам растекался параличом. То своё состояние она запомнила навсегда.

Поэтому, решила вести себя тихо, быть острожной, быть такой, как и другие. Ходить в церковь, завести духовника, жениха завести. А может, и мужа себе выбрать, тихого да покладистого. Чтобы рта не раскрывал и покорен её воле был. И главное – здесь, в Ланне, своих сил не проявлять никогда. Никогда без необходимости.

Вот и теперь она сидела за столом и слушала приказчика, что пришёл от банкира и говорил ей:

– Угодно ли будет госпоже дом освободить по истечению месяца, или будет госпоже угодно принять новую цену за аренду?

– Новую? – Спросила Агнес. – Отчего же она новая, почему вдруг?

– Господа мои считают, что цена сегодняшняя излишне низка.

У них есть желающие за б о льшую цену дом снимать. – С миной невыразимой скуки на лице вещал приказчик. – Ежели госпоже не по душе новая цена, так может она до конца месяца дом себе новый подыскать, господа мои говорят, что если до конца месяца она дом себе не найдёт, то времени ей дадут ещё месяц, чтобы пожить по той же цене. А потом надобно ей будет съехать.

Он и его манера говорить подчёркнуто скучно, безразлично, и его непочтение выводили её из себя, в былое время она уже вскочила бы и пошла к нему, пылая злобой от одного его тона. Но теперь она сидела и слушала его, подавляя свои порывы.

– И какова же будет новая цена? – Спокойно спросила Агнес, когда он закончил.

– Отныне, вам платить придётся одиннадцать талеров.– Холодно сообщил приказчик.

Тон его был безапелляционен. Агнес спорить не стала, хотя хотела уже выцарапать ему глаза. Нужно было терпеть.