Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Нет, не для вас лично, но предназначается вам. – Говорил епископ. – Берите его. Посмотрите, что там.

Кавалер открыл ларец. Тот доверху был заполнен серебром. Он непонимающе уставился на старого попа ища у того объяснений.

– Ступайте, всё, – сказал епископ служкам, и те тут же покинули ризницу, сам он уже был в простой одежде. Встал с лавки и подошёл к кавалеру. – То не вам, то на ваш храм. На деньги эти постройте у себя в Эшбахте храм.

Блёклые старческие глаза пристально смотрели на Волкова, епископ устал после службы, но старался быть бодрым. Он продолжал:

– Я кое-что узнал про вас.

Волков молчал, ему, конечно, было интересно, что скажет старик, но торопить его он не собирался.

– Вы простолюдин, – продолжал поп. Это звучало как укор, ну, так Волкову показалось. И он продолжал молчать.

– Да, простолюдин. – Продолжил епископ. И тут же добавил. – Так же, как и я. Я знаю, как мне было нелегко добиться моего сана, думаю, что и вам было также трудно достичь ваших высот. Я про ваши подвиги наслышан, поэтому мы, простолюдины, должны помогать друг другу, здесь, – он постучал по ларцу, – четыреста талеров, или чуть меньше, я не знаю, на небольшую церквушку хватит с лихвой.

– Спасибо, монсеньёр, – Волков хотел взять его руку и поцеловать, но епископ не дал.

– Бросьте, это лишнее, то на людях надобно делать, а тут нет нужды.

– Ещё раз спасибо.

– Не благодарите, пусть они пойдут на доброе дело, иначе папский легат отправит их к Святому Престолу или их украдут после моей смерти мои помощники.

– Раз так, то прошу вас тогда на приход в Эшбахт утвердить нужного мне священника. – Сказал кавалер.

– Он праведен, честен?

– Он неправеден и нечестен, с прихода его изгнали.

– За какие проступки?

– Он любит вино и женщин. За женщин его и изгнали.

– Ну, не самый тяжкий грех, – сказал епископ, – хорошо, присылайте его, поговорю с ним. Но отчего же вы хотите такого себе? Чем он хорош?

– Он один был, кто духа не терял в Фёренбурге, когда вокруг нас мертвецы ходили. Знал, что сказать людям, чтобы дух их угасший воскрес. Был опорой мне. А именно это мне сейчас и потребуется. В земле моей, кажется, оборотень лютует.

– Оборотень? Уверены? – Насторожился старый поп.

– Уверен, мой человек с ним встретился.

– И живой ушёл?

– Ушёл.

– Крепкие у вас люди.

– Крепкие. – Подтвердил кавалер.

– Значит, всё-таки ликантропус, – задумчиво произнёс святой отец.

– Вы знали об этом? – Спросил его Волков. – Может, догадывались?

– Писал мне брат Бенедикт, но всё вскользь, неточно, намёками. Да, кажется, два раза мне о том писал, писал, что волк не такой, как все есть в местах тех. Но понимаете, он же отшельник, такие близкие к Богу люди, они не всегда отличают, где мысли их, а где мирское естество. Вот я и не предавал значения письмам его.

– Значит, я пришлю своего священника?

– Хорошо, хорошо, присылайте его мне. Но раз уж я вам одолжение делаю, то и вы мне сделайте.

– Говорите. – Сразу согласился Волков.

– Кажется, что среди людишек моих не на кого мне понадеяться. Прискорбно, но не на кого. А уж на почту местную тем более надежды нету. А нужно мне письмо в Ланн, к архиепископу доставить. Вернее, канцлеру его. И ответа дождаться.

– Самому мне письмо отвезти или с верным человеком отправить? – Спросил Волков.

– Письмишко важное. Сами за дело возьмитесь, никого другого послать не могу. Некого мне больше просить.

– Когда отправляться?

– Так хоть завтра и собирайтесь. – Ответил епископ и достал из одежд своих письмо. – Не допустите, чтобы герцог или даже граф о том письме прознали.

Он протянул конверт кавалеру. Тот по всем углам в сургуче, а в центре ещё одна сургучная печать. Конверт толст. Пять печатей с символом епископа Маленского. Волков спрятал письмо под колет. Не очень-то он желал лезть в это дело, но уж больно нужен был ему ларец с талерами. И расположение епископа ему было необходим, ведь никого он не хотел видеть на приходе в Эшбахта кроме отца Семиона. А тут без епископа – никуда. Но и это было ещё не всё, он знал, что если ты возишь секретные послания, значит, тебе доверяют, значит, ты сопричастен и очень близко стоишь у тронов великих нобилей. Стоять там опасно, но очень выгодно. Это письмо дорогого стоило.

– Тогда прямо сейчас и поеду, – сказал Волков, застёгивая колет

Не хотелось ему с подобным письмом прохлаждаться у графа в доме. Не дай Бог к тому в руки попадёт. За такое письмо можно и свободой, а может, и головой поплатиться. Кто его знает, что там написал епископ.