Александр Матюхин - Страшная общага [litres]

И вот наконец открылась та самая карта – смерть на асфальте, шестьсот десять баллов, первая категория. По залу словно пронесся ветер, публика – вернее, та ее часть, которая знала толк в игре, – была покорена красотой комбинации. Если бы не запрет, наверняка послышались бы аплодисменты и крики «браво».

«Сейчас или никогда, сейчас или никогда…» Скрикс провел рукой по игровому столу – фишки рассыпались, карты смешались. Обычно это означало, что игрок признает поражение. Фотограф снял с себя маску и передал ее своему секунданту. Краем глаза он заметил, что противник его, мессир Гольденбрунер, испуганно вздрогнул, видимо ожидая увидеть под маской кого угодно, но только не Скрикса.

– Раунд завершен, – громовым голосом протрубил Крупье. – Проигравший, выйдите из-за стола.

Но тут Скрикс поднял руку и произнес:

– Я подаю протест. Я обвиняю своего противника в жульничестве. Карта смерти является подделкой, и я могу это доказать!

По залу снова пронесся ветер, на этот раз холодный.

– Подайте мне эту карту, – невозмутимо произнес Крупье.

Секундант мессира Гольденбрунера (по-видимому, это был Хорс, кто же еще?) взял со стола фотографию и, поднявшись на подиум, передал ее в руки человека с бычьей головой.

Тот взглянул на нее, медленно обвел взглядом молчащий зал и объявил:

– Карта подлинная!

– Нет! – закричал фотограф, хотя, по сравнению с голосом Крупье, крик его казался еле слышным повизгиванием. – Карта фальшивая! Смотрите!

Под дружный вздох всего зала Скрикс сорвал маску со своего секунданта, и все увидели, что это девушка.

– Вот она, живая Елизавета Комарова! – надрывался Скрикс, чувствуя, что еще чуть-чуть – и его голосовые связки лопнут, словно струны скрипки, по которым вместо смычка внезапно провели железной кочергой. – Она жива! Она не умирала! У нее не может быть карты смерти! Этот игрок обманщик!

Дальнейшее произошло очень быстро. Люстра под потолком моргнула и погасла, зато зажглась другая, кроваво-красного свечения, находящаяся за спиной Крупье.

– Согласно Кодексу, тот, кто умышленно нарушил правила игры, никогда не выйдет из этих стен, – возгласил Крупье, поднимаясь с кресла, и его гигантская рогатая тень упала на игровой стол.

Мессир Гольденбрунер скинул маску и, рвя на себе волосы, начал что-то кричать и доказывать. Но тщетно! Крупье махнул рукой, и в то же мгновение с потолка ударила молния. Все, что осталось от мессира, – так это горстка черного пепла…

– На сегодня игра закончена! – Крупье трижды ударил в гонг и покинул зал.

Следом начали расходиться и все остальные. Некоторые из игроков снимали маски с досадой и раздражением, поскольку вступить в игру им так и не удалось. Кое-кто из гостей, лично знавших Скрикса, подходил к фотографу и поздравлял его с такой неожиданной счастливой концовкой. Карты и фишки покойного были переданы ему как победителю.

Изготовить такую фальшивку, чтобы провести сначала Хорса, потом Гольденбрунера, а под конец и самого Крупье, – искусство особое. Если подумать, то не так уж сложно сварганить постановочный кадр чьей-либо мучительной смерти, но вот подделка асфоделуса… – нет, это решительно невозможно! И тем не менее Скрикс придумал, как изготовить фальшивку, которую не раскусит ни один эксперт и которую даже такие, как Крупье, обладающие сверхъестественным чутьем на ложь, как бы ни приглядывались и ни принюхивались, примут за подлинник.

Фотография со смертью Лизы Комаровой была, конечно же, постановочной. Девушка красиво растянулась на асфальте в луже томатного сока, выпучила глаза, сдвинула набок челюсть, и Скрикс все это красиво сфотографировал. Однако секрет феноменальной по качеству фальсификации заключался в том, что одновременно с нажатием на спуск фотограф разбил об асфальт тот самый пузырек из синего стекла, который недавно так заинтересовал Лизу и в котором хранился асфоделус погибшего на костре Яна Гуса. Высвобожденная из разбившегося пузырька энергия смерти, смешанная с невыносимой физической болью, мгновенно и четко зафиксировалась на фотопластине. Шестьсот десять баллов из шестисот шестидесяти шести…

– Береги себя, – произнес Скрикс, когда в четыре часа они с Лизой стояли на набережной канала, и вокруг было пусто, сумрачно и тихо.

– Спасибо вам, – сказала Лиза.

– Теперь тебе ничто не угрожает.

– А как же Хорс?

– Хорс прагматик, он занят поисками нового хозяина. Ему не до тебя.