Елена Арсеньева - Темное пламя любви [litres]

Что?!

Ольга вытаращила глаза.

А мугды тут вообще при чем?! Борьба с ним – это одно, а обманом овладеть женщиной – совсем другое… Или сэксэчи ваптын (на местном наречии – сексуальное неистовство или что-то в этом роде) наполняет Гантимура особой силой, необходимой для победы над мугды?

Ну, это многое объясняет и многое оправдывает, конечно… Если Гантимуру, стражу деревьев, не единожды приходилось вступать в борьбу с мугды (он же не скрывает, что всякая победа над злом – явление временное!), он, конечно, должен был подпитывать свои силы. Очевидно, секс – лучше средство для этого. И единоборство с женщиной не ослабляет его накануне единоборства с мугды, а совсем даже наоборот!

Но что имела в виду прекрасная Хунту-аси, когда сказала, что Гантимур ведет Ольгу на гибель? Может быть, она имеет в виду, что Ольга настолько влюбится в этого местного альфа-самца, что, когда они расстанутся, ее сердце будет разбито и она от этого умрет?

Ну да, конечно, еще не хватало! Насколько Ольга поняла, уничтожение мугдыкена означает выздоровление Игоря. Вот ради этого Ольга действительно готова на все, даже переспать с Гантимуром!

Что, собственно, и было сделано… И, видимо, это предстоит испытать еще раз, а то и не раз, если Гантимуру потребуется очередная подпитка энергии перед вступлением в свой последний и решительный бой… Ужас какой!

Ужас какой, что Ольга думает об этом без всякого ужаса…

Стоп. Вернулась та мысль, которая ужалила ее, словно злая муха, несколько мгновений назад, когда что-то не то почудилось в словах Хунту-аси…

И еще какое «не то»!

Ничего, Ольга сейчас выведет на чистую воду эту доброжелательницу, эту с неба свалившуюся «подругу по несчастью», которая почему-то считает Ольгу такой идиоткой, что преподносит ей ложь, сшитую самыми белыми на свете нитками!

Самыми белыми и на этом свете, и на том!

– А ведь ты мне врешь, Хунту-аси! – воскликнула Ольга. – Ты мне врешь!

Та даже отпрянула, и ее призрачно-прозрачное лицо побледнело, чудилось, еще больше.

– Ни единого слова! – воскликнула Хунту-аси. – Ни единого слова неправды не сказала я тебе!

– Да бро-ось! – протянула Ольга презрительно. – Вот смотри, что получается. Ты знаешь о том, как обольщает женщин Гантимур, по собственному опыту, ты была его женой. Так?

– Да, – кивнула Хунту-аси, озадаченно наморщив беломраморный лоб. – Я этого не скрывала.

– Конечно! – торжествующе кивнула Ольга. – Но тогда скажи, как ты могла, побывав женой Гантимура, отказаться стать его сэксэчи ваптын? Это удивительно!

– Удивительно другое, – с горечью проговорила Хунту-аси. – Как у него хватило жестокости принуждать свою жену, которая любила его беззаветно, без памяти, которая исполняла все его желания, которая дышала только им одним, – как у него хватило бессердечности принуждать меня сделаться сэксэчи ваптын?! О, тогда я поняла, что он не любил меня ни одного мгновения, что моя любовь не значила для него ровно ничего, что мое сердце – всего лишь опавший осенний листок, на который человек наступает бездумно, безжалостно, стирая его подошвой в пыль! Так Гантимур наступил на мое сердце. И с тобой будет то же самое! Ты почувствуешь то же самое, когда он силой сделает тебя сэксэчи ваптын – кровавой жертвой, необходимой, чтобы уничтожить мугдыкен!

…О чем это они с Гантимуром говорили, когда шли от дерева-лестницы, приближаясь к сияющей реке Энгдекит? Гантимур тогда упрекнул Ольгу в том, что она хочет выведать его планы. А она ответила: «Да, хочу. Потому что я чувствую себя какой-то пешкой в твоей грандиозной шахматной партии!»

Она и была пешкой… Самой незначительной, самой расходной и самой глупой пешкой.

– Кровавую жертву должна принести женщина, которая ради любви готова на все, – донесся до нее голос Хунту-аси, о которой Ольга на какие-то мгновения совершенно забыла. – Берегись Гантимура! Он будет звать тебя к своему предку Хедеу, чтобы тот указал вам дорогу к мугдыкену, но не верь его словам. Этот старик – ваптын-саман, то есть шаман, который приносит жертвы. Он будет камлать, одурманит тебя заклинаниями и дымом чэнкирэ, а Гантимур убьет тебя, вонзив тебе в сердце сухой сук, отломанный от ствола мугдыкена. Твоя умирающая душа обожжет мугдыкен как огнем, и он загорится, исчезнет. Ты тоже исчезнешь из этого мира, и даже призрака твоего не останется, который мог бы вдохнуть дым чужого костра и стать видимым. Но еще хуже то, что ты перестанешь существовать и в мире живых. Ты умрешь. Там, где ты оставила свое тело, будет лежать труп.