Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

— Опять пьяный? — спросил Васёк. Девочка равнодушно кивнула. Он вошёл в её комнату и закрыл за собой дверь. Девочка зажгла электричество. Лампа была грязной, дающей колеблющееся красное сияние, больше напоминающее отсвет свечного пламени. Но и этого света хватило, чтобы Васёк нахмурился, вглядевшись в лицо спутницы:

— Чёрт побери, Оля, что это с тобой? Кто это сделал?

— Михаил Гаврильевич, — ответила Оля, почти не размыкая губ. Вокруг её рта были видны кровоточащие ранки, вокруг которых кожа опухла. Васёк насчитал их не менее десяти.

— Твой учитель? Зачем?

— Я разговаривала с Надей на уроке. А он рассердился. Сказал, что если мы не можем держать рты закрытыми в классе, то он нам поможет. Принёс иглы и нитку… — Она запнулась и шмыгнула носом. — Ну, мы и зашили рты друг другу прямо там. До конца урока так сидели.

Она села на кровать на пружинах и стала смотреть мимо него в окно.

— Очень больно?

— Сейчас уже нет. Днём было больно, но когда я пришла домой, то выпила несколько глотков из бутылки с голубым вином, которое спрятано за кроватью папы, и стало почти не больно. Папа ничего не заметил.

— Ты пила… голубое вино? — Васёк не мог поверить.

— Я знаю, что это плохо, — сказала Оля. — Но мне говорили, что оно помогает снять боль, а мне было так больно, что хотелось плакать. Теперь не хочется.

Так вот в чем дело. Васёк присел перед девочкой на корточки и заглянул в её затуманенные глаза с сузившимися зрачками-иголками. Оля смотрела на него отрешённо, словно всматриваясь в глубокую даль тоннеля. Голубая дрянь была в ней, уводила её от него, от этой красной комнаты, от неё самой, избавляя от терзающей тело боли.

Ваську вдруг захотелось плакать. Как это всё неправильно. Учитель не должен был наказывать Олю так жестоко. А она не должна была вливать в себя голубую смерть. Все страшные события сегодняшнего дня померкли перед тем, что он испытывал сейчас — перед страшной, беспросветной, размалывающей кости тоской.

Красная лампа мигнула, на миг макнув их в чернильный мрак.

— Что будем делать? — спросила Оля.

— Не знаю. А чего ты хочешь? Давай поиграем в шахматы?

— Не хочу. Ты всё равно сильнее меня.

— Ну, нет, — улыбнулся Васёк через силу. — Ты же выигрывала у меня.

— Это потому что ты специально поддавался, чтобы я не огорчилась.

— Да не поддавался я!

— Нет, поддавался, — упрямо повторила Оля. — А знаешь, чего я хочу…

И она отключилась, ушла куда-то далеко. Так и сидела с глупо приоткрытым ртом, и слюна тянулась с губ на грязное ситцевое платьице. Васёк ждал, осторожно держа её за руки, чтобы она не упала с кровати.

«Ну зачем, зачем ты это выпила? Боль прошла бы через день… или два… а этот яд может поработить тебя навсегда».

— А? — наконец, недоуменно сказала Оля, замотав головой. Её светлые косички, ниспадавшие на плечи, метнулись за спину.

— Ты говорила, что хочешь чего-то.

— А, ну да. Давай пойдём и посмотрим фильм?

— Оль, ну какой фильм, — мягко возразил Васёк. — Уже поздно, ночь почти. В такое время выходить на улицу?.. А ты ещё и больная. Нет, давай потом. Завтра, хорошо?

— Я хочу сейчас, — сказала Оля. — Мне очень плохо, Вася. Я хочу фильм.

«Она не может соображать», — подумал он. Где же малышка Оля, боящаяся даже нос из дома высунуть, едва солнце зайдёт за горизонт? Нет, она явно не в себе…

— Ложись спать, — устало произнёс Васёк. — Уснёшь, и тебе станет лучше. А завтра мы посмотрим фильм, обещаю.

— Я хочу сейчас…

— Я иду домой, — он встал с корточек. — Запри за мной дверь, а то ещё залезут всякие…

— Не уходи! — вскричала Оля, схватив его за руку так сильно, что он закусил губу. — Я не хочу остаться одна… Мне страшно.

— Закрой глаза и считай до ста. Тогда будет не страшно.

— Нет, — слёзы покатились по её щекам. — Всё равно будет страшно… Мне кажется, что кто-то есть рядом. Прячется под кроватью, смотрит в окно, хочет сделать мне плохо. А когда ты рядом, он исчезает. Он боится тебя.

— Ты выпила голубое вино, — напомнил Васёк. — А оно не только снимает боль. Ты ведь знаешь.

Ничего не ответив, Оля забралась на кровать с ногами, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Рукава платья дрожали — девочку бил озноб. Васёк смотрел на неё, смотрел, потом обречённо вздохнул:

— Очень хочешь посмотреть фильм?

Оля закивала и взглянула на него с отчаянной надеждой. Даже дымка отрешенности в её взгляде почти рассеялась.

— Ладно, пошли, — сказал Васёк. — Только очень тихо. Возьми меня за руку и не отпускай, даже когда мы выйдем на улицу. Хорошо?