Доминик Пасценди - Чистая кровь [СИ]

Надо было как-то скоротать время до рассвета.

Я было попробовал опять посмотреть кино на планшете, но понял, что вместо сюжета в голове моей вертится снова и снова всё тот же кошмар — что делать? Как выйти из нелепой и страшной ситуации, в которой я оказался не по своей вине?

В животе моём стыло ворочался жёсткий узел, не давая мне отвлечься.

В какой-то момент я понял, что, несмотря на беспокойство, задрёмываю. Это осознание облило меня холодом; я подскочил с кровати, наскоро натянул брюки и пошёл на кухню.

Против ожидания, там сидел Алекси, сонный до такой степени, что я чуть не вывихнул себе челюсть, настолько сильный зевок вызвал у меня его вид.

При виде меня он взбодрился:

— Господине?

— Сделай мне кофе, покрепче и погорячее.

Алекси послушно поднялся, и вскоре я уже пил густой и горячий напиток.

— Алекси, а у деда есть машина? — Спросил я не без задней мысли.

— А как же? — Удивился он. — Да не одна.

— И где же они?

— Так у нас во дворе гараж есть. Там, говорят, раньше каретный сарай был, а потом его переделали, ещё до меня.

— А своди меня туда, я хочу посмотреть машины.

Алекси пожал плечами, снял с крючка висящий тут же на кухне ключ и пригласил меня следовать за собой.

В моё время бывший каретный сарай использовался для хранения всякого хлама и для шустрого подростка, после первичного обследования, не представлял никакого интереса. Сейчас же это был хорошо оборудованный гараж на четыре места, даже с ямой. В нём стояли три машины: "Мазда-6" прошлого года ("Это вашей матушки," — пояснил Алекси), "Субару Форестер" предыдущего модельного ряда ("А это покойного господина Такиса") и, как бы не тридцати лет от роду, "Ауди-100" ("А вот это деда вашего").

Я подумал, что дедова машина никого не удивила бы в Германии: там даже члена земельного правительства можно увидеть на такой — или на "Мерседесе" в 126 кузове, тоже тридцатилетнем. Немцы бережливы, и если машина ездит — они её не меняют. Только после восьмого года, когда за сдачу старых машин стали приплачивать при покупке новых, пошла массовая замена. А вот в нашей стране, наоборот, уважаемый человек обычно меняет машину каждый год. Дед и тут демонстративно отказывался быть как все.

На спидометре "Ауди" было тридцать восемь с чем-то тысяч километров. За тридцать лет.

Странно, но я совсем не помнил эту машину. А должен бы, она точно была уже у деда, когда я сбежал из Алунты.

— А чья это рухлядь стоит в начале проулка? — Спросил я.

— Так это тоже деда вашего. Он специально туда её ставит, чтобы к нам не заезжал никто без разрешения.

— А она что, тоже на ходу? — Изумился я.

— А как же! Вот же ключи от неё! — Алекси показал на кокетливую дощечку с крючками для ключей, украшенную рисунками пони из модного мультика и прибитую у входа. На ней висели четыре комплекта, у каждого брелок с логотипом производителя машины. Пикап, очевидно, был фордовский, чего я бы никогда не подумал: просто не вспомнил бы такую древнюю модель.

Ключи от всех машин, стало быть, здесь же. Это хорошо, это удачно.

Мы вернулись на кухню, я влил в себя ещё чашку крепчайшего кофе с кардамоном, приготовленного Алекси, и снова поднялся к себе.

Остаток ночи я провёл между сном и бодрствованием, не давая себе провалиться в глубокое забытьё. К тому времени, как меня позвали на завтрак, я был в таком состоянии, что едва втиснул в желудок несколько ложек йогурта с мёдом — хотя это всю жизнь было моё любимое блюдо, которого мне страшно не хватало в Германии, где и мёд, и йогурт — жалкие пародии на настоящие продукты с нашего острова.

Ни то, ни другое не может быть жидким. Йогурт, выложенный на блюдце, должен образовывать на нём горку, а мёд — стекать со специальной, сделанной из оливкового дерева, ложечки (точнее, стержня с утолщением, в котором сделано несколько поперечных пазов) ме-е-едленно, как почти твёрдая субстанция. (Это страшно неудобно, кстати, когда накладываешь его себе в йогурт.)

Мама что-то спрашивала у меня, но быстро поняла, что я в состоянии зомби и членораздельных ответов давать не могу. Остальные глядели на меня кто с сочувствием, а кто и с ужасом. Так что я опять сбежал в свою комнату.

Но там было не легче. К полудню я уже вообще ничего не соображал, замученный крутящимися в голове одними и теми же мыслями.

Как же мне не хватало кого-нибудь, с кем я мог бы откровенно поговорить и посоветоваться!

Ни мама, ни дед для этого не подходили. Мама меня бы пожалела, приласкала и попыталась успокоить, но решить мои проблемы точно не смогла бы. Дед, возможно, в состоянии был их решить — я не недооценивал влияние главы семьи Триандесов на острове — но у него были на меня планы, и мне не нравилось то, что я этих планов толком не знаю и вовсе не понимаю.