Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Правильно, – кивнул старик, – это твоё дело. Часть твоей жизни, состояние души. Смотри, только коснулись темы, а ты уже вздыбилась. Почему? Потому что не знаешь – хорошо это или плохо. Когда он рядом – надежно и хорошо… Одна – сомнения. То же самое и с людьми улуса. Лодка Ульгена – интимность каждого человека, часть его жизни и знаний о ней. Но в то же время она выходит за пределы знаний, ввергает в сомнения, и никто не может точно сказать – как к нему отнесётся лодка.

– Почему?

– Когда я был чуть моложе тебя, и шорцев хоронили на деревьях, [10] Хоронили на деревьях – старинный шорский способ захоронения. в моём улусе жил охотник Нийдеш, хороший человек, но жадненький. Может быть, и исполнилась бы его мечта – стать богаче, чем самый богатый шаман в улусе: стрелял он метко, капкан ставил умело и цену знал пушному зверю. Губернский князь Алексей Львович Зазвизин лично приезжал в улус за соболиными шкурками и обещал когда-нибудь представить Нийдеша братугубернатору… Тот год в тайге был неурожайным, и зверь ушёл в Хакасию. Но должен был приехать князь, привезти супругу и наследника для выбора мехов и организации прииска. Год неурожайный – неудачный для охоты. Но Нийдеш сказал, что обойдёт всю тайгу и добудет соболей, колонка и белки для княжеской семьи, и как его ни отговаривали, скрылся за высокими кедрами, а вслед печально смотрела его жена, укачивая на руках младенца.

Почему Хозяин Гор рассердился на Нийдеша, никто не скажет. Может быть, забыл охотник сотворить молебен перед охотой, может быть – обидел словом, но вернулся Нийдеш только через два месяца с пустыми руками и без ружья. И так был молчалив, а тут совсем замкнулся в себе. Ни с чем встретил князя, и тот побил его палкой. Однажды хмель медовухи завладел Нийдешем, и он немного рассказал о своих скитаниях. Тщетно искал он зверя и ушёл в такие далёкие места, где кончается лес и начинаются скалы. Отчаявшись, хотел вернуться, но заплутал – словно окунул его в дурман Хозяин Гор. Четырежды выходил к реке и столько же раз терял дорогу… Старый охотник Шагур, когда хмельной неудачник уснул в его доме, поведал, что утром в тот день, когда вернулся Нийдеш, видел его привязывающим к берегу лодку. А позже лодка пропала, и хмурый, сердитый Нийдеш долго стоял на берегу, всматриваясь в даль, словно пытаясь разглядеть что-нибудь или понять.

Позже старики решили, что за потерявшим силы и надежду Нийдешем Ульген послал свою лодку. А когда тот добрался домой, решил присвоить её себе, хотя у него была и другая. Пожадничал неудачник, не зная, что нельзя удержать на привязи лодку Ульгена. И за жадность она его наказала…

– Как? – вырвалось у Маруси.

– Ушёл Нийдеш однажды и не вернулся. Через года два, когда заканчивалась осень и только рябина кормила птиц, тот же Шагур нашёл обглоданное зверьём тело, нога которого застряла в заржавевшем капкане. И только по этой ноге, обутой в когда-то лоснящийся унт из оленьей шкуры, а теперь заплесневелый, облепленный муравьями, охотник узнал его хозяина. Позже, расковыряв палкой капкан, нашёл и клеймо. Ужасная смерть попавшего в собственный капкан. Лодка может спасти, а может и наказать. Вот почему люди молчат.

– И многие её видели? – Маруся поерзала, почему-то эта история дедушки Анчола больше не напоминала ей легенду.

– Может, и многие, – согласился старик, – да кто, однако, об этом скажет. Лишь перед смертью, когда уплывают последние блики солнца, умирающие шепчут внукам или каму [11] Кам (шор.) – шаман. …

– Но почему? Почему нельзя о ней говорить?

– Потому что там, где кончается Ульген, начинается Хозяин Гор.

– А ты, дед, не боишься?

– У меня есть Барс, – грустно и загадочно ответил старик.

– Ты видел её, – решила Маруся. – Ты сам её видел!

Анчол замолчал, склонив белую голову, прошептал молитву и продолжил, образно напевая, словно одну из любимых легенд:

– Случилось, когда я тоже был на охоте, только зимой. Сильный буран застал далеко от дома, я попытался закопаться в снег, чтобы переждать бурю. А когда ветер утих, обнажив яркие, прозрачные звёзды, я не смог найти лыжи и ружьё, метель поглотила их. Всю ночь я полз по глубокому снегу, держась вблизи тёмных кедровых стволов, их кроны удерживали снегопад. Но всё равно проваливался по пояс. Днём выглянуло солнце, жаркое, почти весеннее, и снег стал ещё более рыхлым. Сугробы, выросшие за ночь на разлапистых кедровых ветках, подточенные солнечными лучами и сбрасываемые проворными, радующимися теплу белками, то и дело падали на меня сверху. Я знал, что простыл, жар и усталость слабили тело. Печальна участь охотника в зимней тайге, если он потерял лыжи. Лишь к вечеру я выбрался к берегу реки, закованной в лёд, на котором снег лежал ещё большем слоем, чем в лесу. Но у берега лёд слегка подтаял, открыв небольшую полоску воды, тянущуюся вдоль сугробов. Я полз к реке и увидел ЛОДКУ…