Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

В залитой водой воронке, где когда-то незыблемо покоился фундамент энергостолба, лежал милиционер. Слипшиеся от грязи волосы ничем не отличались по цвету от задранного вверх лица. Дождь муравьями бегал по ним, по груди, по заваленным землёй ногам. Но человек не чувствовал ничего, он видел удивительно приятный сон, где белые хлопья снега приятно щекотали веки. Он был на горе, где в незапамятные времена – все даже забыли, когда – молния вырвала с корнем восьмилапый столб. Его так и не восстановили. Да и кому он был нужен в том мире, где перераспределители энергии вмещались в спичечный коробок. А трансформатор стоял у каждого дома в виде обычной бутылки.

Генка смотрел на раскинувшийся перед ним город. Новый лайнер, бороздящий время. На таблетки летающих над зданиями машин. С детским восторгом узнал гротескную куриную голову, оставленную с прошлого столетия на стене фабрики по переработке органических удобрений. Спроси любого – никто не ответит, с какого бока тут курица? Да и сам Гена уже не помнил, как они выглядят. Пацаны в ярких куртках и вязанных по моде шапочках-скафандрах, оставляющих «на улице» только глаза, катались на пластике с горки, которую представляла собой удобно склонившаяся, перекрученная (что добавляло остроту ощущениям), чёрная семидесятиметровая стрела древнего экскаватора, что лежал непосредственно тут же. Архаичное доисторическое чудовище вроде динозавра, о которых пишут в учебниках, чудесным и непонятным образом оказавшееся на вершине горы, под которой расположился оздоровительный комплекс «Три дельфина», построенный во времена олимпиады в Сочи.

Генка окликнул внука и поспешил занять место в снегоходе. Не хотелось опоздать на обед. Несмотря на повторную язву, он не любил отказывать себе в удовольствии хорошо покушать, ибо наголодался… Когда? Покрыто мраком. Что-то особенное несла эта зима. В последнее время его вновь начали посещать кошмары о стальных монстрах. Знакомый врач из дракхов посоветовал принимать инстизохропозон. Но кто вообще слушает этих дракхов?

Гена чувствовал нечто в воздухе, замечал в полёте снежинок. Иначе откуда ностальгия, зачем вернулся в места, где не был столько лет? А недавно подумал – реально ли всё? Казалось, он умер давным-давно, и существующий вокруг мир с тех пор воспринимался как отпуск… А девочка? Она была с ним тогда. Где они путешествовали и зачем – не помнил. Осталось ощущение приятной теплоты на щеках, пушистой и чистой, как снежинки…

Засыпанный землёй человек в котловане открыл глаза. Не в силах пошевелиться, он подставлял голову тёплому щекотанию, бороздками стирающему грязь с его лица. Дождь не щадил, залезая под веки. Моргая, Гена видел сквозь плёночку влаги склонившуюся над ним фигуру. Девчонка ревела, её слёзы обдували лоб и щёки. Чёрные волосы убраны в пучок на затылке. Странная прозрачная паутина укрывала её, просвечивающая, жёсткая на ощупь. Гена напряг память – тюль – так, кажется, называется ткань. Ей, наверное, холодно? Что она делает здесь? Откуда пришла? Он собрался с силами и разлепил пересохшие губы:

– Кто ты? – шепнул. – Почему плачешь?

И не рассчитал усилий. Голова сразу поплыла в ватном тумане, сознание забарахталось в нём, припоминая – борода, белая борода. Сквозь глухоту, издалека услышал, не понимая, кто говорит и почему.

– Я Ича. Ульген просил умыть тебя…

Где-то внутри отмирало имя. Молчун перестал существовать. Прислушиваясь к незнакомому голосу, Генка закрыл глаза, приговаривая:

– Хорошо. Пусть так и будет. Хорошо…

Потом понял, почему ему приятно – совсем не болела голова.

Мыски – Кемерово – Красноярск,

1993–1998 гг., в обработке 2008 года с изменениями 2016 и 2019 годов

Хачик (жарг.) – мотоцикл. Здесь и далее примечания автора.

Узют-каны (шор.) – блуждающие по тайге души умерших.

Ульген (шор.) – добрый дух тайги.

Акка (шор.) – отец.

Апшак (шор.) – медведь.

Ичий (шор.) – мать.

Шаал (шор.) – очаг.

Кудай (шор.) – бог.

Кайчи (шор.) – певец-сказитель.

Хоронили на деревьях – старинный шорский способ захоронения.

Кам (шор.) – шаман.

Эзен – шорское приветствие.