Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Второй же исполнитель обещал, что Генка многое знает и сможет ответить на все вопросы. Например, почему происходит подобная канитель и куда уходит вода. К тому же, напоминал голос, он дважды унизил тебя, так? Неужели вы оба после этого сможете жить спокойно? Он всю жизнь будет помнить, как взял тебя на пушку, рассказывать об этом пьяным друзьям, и они будут гоготать до отвала. А ты? О чём будешь рассказывать ты? Надо сделать так, чтобы никому никогда ни за что не пришлось ничего рассказывать. Иначе – цап-царап, Вольдемар. Нина, дети, горбун, с десяток ликвидаторов – приличный список для массового убийцы?

– Га! Да я же настоящий маньяк! – крикнул мосту Вовка и закатился смехом. Интересно, смеялись ли над подобной мыслью Джек Потрошитель, Малюта Скуратов или Чикатило? Если так, то смех должен был напоминать звуки, издаваемые Вовкой Вожорским – громкие, надсадные, в которых ни ноты веселья. Тугой рёв разъярённой гориллы.

Размышления помогали действовать. Ещё две машины бабахнули одна за другой, если дело так и пойдёт, минут через пять Вовке предстоит пополнить ряды сожжённых мотыльков. Ему подобное не казалось сном. Мощным рывком Володя оторвал «ёж» от земли, благо силой бог не обидел, отодвинул, скрипя зубами, под прямым углом, освобождая выезд. При всём желании он не смог выбрать, объехать пробку из автомобилей. По иронии судьбы, когда сзади горели или собирались полыхнуть «Volvo», «Mercedes», «Peugeot» и даже «КАМАЗ», Володя вынуждено завёл жёлтую «Lada Kalina» вполне себе поношенного состояния. Может и к лучшему? Водитель он был ниже среднего, прав отродясь не имел, сложные машины только бы запутали и так расползающиеся мысли. Хотя Вовка не сомневался. На пустынной дороге, на малой скорости с управлением справится и ребёнок. Когда мост остался позади, ранее стоявший за «Lada Kalina» «мерс» взорвался, закрывая огненным щитом проезд лучше и надежней космического кордона. Володя, едва делая 20 км в час, полюбовался зрелищем, особенно красивым в серых сумерках.

Солнышку не выдавали спецуру и зарплату десятки миллионов лет, но оно всё равно продолжало горбатиться согласно привычному циклу. Сейчас ему как раз подбежало время придавить на массу. И Володя, как никто, понимал светило. Он не спал почти трое суток. Прошлую ночь провёл в бойлерной универмага, кутаясь в халат и ожидая шаги. Неважно, чьи. Они не несли облегчения, будь то фантики ментов, мёртвая продавщица или обнажённая Шумова во всей своей красе. Володя запер дверь изнутри, ворочался на продолговатых коробках, сон не посетил, только напомнил о себе утренним забытьём. Ночь под каруселью слегка выветрила хмель, так и не принесла бодрящего облегчения. Поэтому сейчас, по дороге в санаторий, Вожорский жутко захотел спать. Драндулет едва плёлся на первой передаче, других Вовка не знал, вялость после агрессии и перенапряжение давали о себе знать. Вовка глазел по сторонам, однообразие скачущего пейзажа не привлекало.

Но через двадцать минут сонливость как рукой сняло. Он не поверил своим глазам, двигаясь дальше в мрачноватом изумлении. Даже пожалел, что не умеет рисовать, писать стихи и никогда не снимет подобный фильм. Никакие компьютерный спецэффекты, слова и краски не смогли бы повторить подобного, но Володя бы попытался. Возможно, вся вода, уплывшая из города за всю его историю, шла по небу. Именно шагала. Вовка даже остановился, пытаясь прогнать иллюзию.

Три грибовидных облака он приметил давно. Они напоминали иллюстрации ядерного взрыва, их кучерявые макушки вырастали из тёмных ножек, хотя каждая должна быть шириной со стадион, и сплетались чёрным бесформенным клубом. «Это ливень! Ливни! Ливни идут!» – совершенно точно определил он грибные ножки, которые представляли собой не что иное, как сплошные стены воды. Дождище был ещё далеко, но неумолимо летел со скоростью теннисного мяча, иногда огибая воздушную розоватость заката. Туча была настолько тёмной, что заходящее солнце не пробивало её светом, как обычно поступает с неуклюжими вечерними облаками.

Затем Вовка понял, что ошибался. Вовсе это не походило на ядерные грибы. Движение меняло очертание, и вскоре туча стала похожа на вставшую на дыбы чёрную жабу, черпающую что-то из космоса. Потом, когда «Lada» всё же тронулась с места, голова и лапа жабы вытянулись в лохматую пёсью морду с высунутым набекрень языком. И Володя увидел копию собаки-дракона из детской сказки, что недавно крутили по телеку. Пригляделся, и выдох застыл в горле. Показалось – нет! – он ясно увидел, как голова тучи-собаки, продолжая вытягиваться, превратилась вполне в правдоподобную ногу в кирзовом добротном сапоге. Остатки жабьей туши очень походили на развевающиеся полы плаща того, кто шагал по небу в гигантских сапогах. Другая нога волоклась, не застревая, по тайге, а тело и голова человека-ливня, если, конечно, они существовали, терялись в выси, куда невозможно заглянуть без телескопа. Мощь приближающейся фигуры, рядом с которой кроны пихт казались неразумной травой, а невидимый Вовке экскаватор – всего лишь забытой в ней детской игрушкой, непроизвольно смешивала разум с опилками. Володя, вначале восхищённый чудесами природы, как-то сник, понимая свою тщету противостоять хотя бы сотой доле подобного великана. А что движущийся объект был врагом, он почему-то не сомневался. Природа стихийна. Она нравится безропотной и покорной, когда можно тушить об неё окурки и вытирать её подолом ботинок. Но потом она теряет терпение. Нет оружия против стихии. Самый мощный компьютер сгорит от стыда перед пальцем ноги человека-ливня.