Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Это нечестно, – бормотал он, даже не защищаясь от хлеставших по лицу веток. – Нечестно.

Ночью он не спал, вздрагивая при каждом шорохе. Разочарование слиплось с паникой, а затем с апатией. Нечестно. Какое они имели право бросать его одного в лесу, где голодно и страшно? Кто они – Урюк не знал. Да все! Пахан, Газон, Ферапонт, Сыч. Нет. Сыча, кажется, убили. И те, кто убил Сыча, тоже не имели право поступать нечестно. Они забыли о нём, даже не искали…

Урюк подозревал, что выглядит непривлекательно, женщины всегда его сторонились. Прозябая со всевозможных сортов алкашками, иногда находил в этом своё преимущество. Худо-бедно накормят, обстирают, составят компанию за выпивкой, выслушают жалобы на окружающий мир и почти всегда согласятся. Поэтому, когда очередная стерва внезапно возразила, что на Кировском водка дешевле, он прямо и бесповоротно решил её убить, даже не подумав, что за это могут наказать. Ошарашенный следствием, потом сообразил, что и в тюрьме жить можно. Даже ещё лучше. И если бы зэки не угнали фургон, где он имел несчастье находиться, никогда бы не подумал о побеге – наоборот, если бы его выпустили, обязательно нашёл бы способ попасть обратно. Детская привычка дёргать нижнюю губу по вроде бы незначительным поводам для волнения – означала, что всё неправильное по отношению к нему воспринимается болезненно. Никто на это не обращал внимания, а над оттопыренной губой смеялись. Урюк не был красавцем. Но за последние дни достиг невозможного. Редкие волосы скатались от грязи, лицо почернело, над обтянутыми кожей щеками пусто индевели ввалившиеся, воспалённые тревогами и бессонницей глаза, бегающие как у хорька. Несмотря ни на что, он всегда знал: рано или поздно кто-то появится. Найдёт, накормит и выведет из опостылевшего леса. И этот кто-то приласкает, выслушает и позаботится о нем.

Поэтому после того, как патлатый мальчишка приземлился в двух шагах от места, где затаился Урюк, он не удивился, услышав ласковый, но одновременно твёрдый голос:

– ТЫ ВИДЕЛ, КАК ОН ЭТО ДЕЛАЕТ. ТЫ СМОЖЕШЬ!

– Кто ты? – шепнул Урюк.

– ЗОВИ МЕНЯ – ХОЗЯИН!

– Слушаюсь, Хозяин, – мальчишка скрылся из вида, а Урюк торопливо пристегнулся, оттолкнулся от берега и заскользил над рекой.

Очутившись на другом берегу, отдышался, подёргал губу и прислушался. Из леса выходили люди. Он шмыгнул за деревья, обжёгся об крапиву, но продолжал прятаться и вглядываться. У переправляющихся возникла заминка. Первый стрелял, затем они пошли вслед за пареньком. Урюк следил за ними какое-то время. Похоже, пацан им не понравился, потому что тот, кто стрелял над рекой, взорвал его гранатой. Затаив дыхание, Урюк продолжал смотреть. Когда «забинтованную руку», которого зачем-то связали, оттащили в лес, он подумал, что тот отбросил копыта. Так ему и надо! А воинствующий знакомый Газона, по всей видимости, уквасился, потому что наблевал и даже не мог идти самостоятельно. Больше всего настораживала зыбкая полоска дыма, тянувшаяся сквозь кроны деревьев. Если всмотреться, то можно различить отдельные вспышки, напоминающие зарево восхода.

Урюк заплакал, целуя землю. Он благодарил Хозяина. Если бы не успел переправиться, сгореть в лесном пожаре – стало бы перспективой сегодняшнего дня. Хозяин услышал благодарность и приказал подчиняться во всём. Урюк послушно двинулся в чащу, опираясь на ружьё. О нём теперь заботились, и ничего, что голос слегка пугает, важно было знать, как и что делать. Нужно идти прямо, не обращая внимания на усталость и голод. Так сказал Хозяин. А он знает всё-всё…

– Тумба-тумпа-тумба-на, тумбадинушка, – напевала Маруся, карабкаясь на кедр. Со стороны могло показаться, что она влезает по ветвям, как белка. На самом деле каждое движение было рассчитано. Сосредоточившись, Маруся выглядывала толстые ветки, нащупывала, подтягивалась, забрасывала ногу, попутно хватаясь за заранее выбранные опоры. Достигнув середины ствола, посмотрела вниз. Ей казалось, что карабкается бесконечно долго, но прошло всего десять минут с тех пор, как земля осталась под ногами. Молчун по-прежнему дрых, свернувшись калачиком. И хотя река уже показалась, Балагура на берегу не было. – Опа-опаньки, ля-ля, опа-опа! Полечу сейчас отсюда кверху ля-ля!

От бессилия и неопределённости некоторые вскрывают вены, бьются об стену головой, а Маруся влезла на дерево. Это первое, что пришло на ум, когда скопившаяся энергия не умещалась в рамках молчаливого ожидания. Но здесь была своя логика. С высоты можно было как-то определиться и предположить, сколько времени у них осталось. Прижимаясь к стволу, распределив вес тела по ветвям, дождалась, когда выровняется дыхание, и всмотрелась в тайгу.