Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Покрутив головой, Сашка увидел приближающуюся из лаза, хода или чёрт знает чего и как называется, фигуру.

– Ирка? – окликнул.

Но то, что приближалось, не могло быть Ирой. Это был Спортсмен.

«Он не умер! Не умер! – от радости заныло сердце. – Я копал что-то. Могилу! Для него! А он живой!»

– Да, я живой, – сказал Спортсмен, приблизившись, разбитые губы кровоточили. – Я буду жить вечно, Шурик. Пойдём с нами?

Сашка хотел было протянуть руку, но замешкался. Прямо перед ним сверху упала верёвка.

– Быстрее! Поднимайся! Здесь нельзя летать! – крикнула Ирина.

– Не слушай её. ОНА НЕ ЗНАЕТ!

– Быстрей же! – голос сверху захлёбывался.

– Пойдём! – Спортсмен всё ещё предлагал протянутую руку, медленно сжимающуюся в кулак.

– Нет! – решил Шурик, хватаясь за верёвку и ощущая, как пот бежит по спине.

Спортсмен расхохотался, лицо лопнуло и потекло по плечам и груди, обнажая куски плоти. Призрак разжал кулак, на ладони лежала – и Шурик ещё за секунду до этого знал, что будет там лежать! – верхняя золотая челюсть.

…Он закричал и проснулся, вскинул голову с лежащих на столе рук, рассвет буравил солнечным светом комнату через оконце и освещая вздутое, в кровоподтеках лицо Спортсмена. Он держал в вытянутой руке верхнюю челюсть и, как прорвавшийся из сновидения кошмар, прохрипел:

– ВОЗЬМИ СВОЁ ЗОЛОТО, ЩЕНОК!

Вторая рука глыбой взгромоздилась на плечо, пронзая внезапной болью. Шурик, вопя, успел взглянуть на неё. Увидел – подобные когтям длинные ногти, врезающиеся в кожу через ткань, и тут же грохот выстрелов и запах сгоревшего пороха навалился, удушая.

Молчун начал стрелять первым. Проснувшись от крика, он, не задумываясь, всадил в Спортсмена половину обоймы пуля за пулей. Тот отшатывался, сгибался, припадая на колено, пытаясь подняться. Маруся, натянув одеяло до подбородка, наблюдала, сдерживая рыдания, застрявшие в горле. Бортовский вцепился в автомат, держа монстра под прицелом. Шурик при первой возможности, увернувшись, сжался в углу, лиловый от испуга.

Спортсмену удалось подняться на ноги, выплёвывая мутную пену. Закатив глаза, он удивлённо хлопал себя по дырам, оставленным пулями, видимо пытался удержать сочившуюся из них грязновато-жёлтую жидкость. Черты лица с трудом угадывались под сморщенной оспой, напоминающей поджаренную на крови яичницу. Маруся не выдержала:

– Он живой! Не стреляйте!

– Так я и поверил, – Молчун перезаряжал обойму.

Привлеченный миганием фотовспышки, умело и резво подсоединённой Балагуром к аппарату, монстр двинулся к нему. Молчун ещё раз выстрелил в спину, будто пальцем в небо – никакого результата. Переваливаясь и покачиваясь, Спортсмен подходил к кровати, оставляя за собой лужицы слизи. Споткнувшись об спинку, завалился на сетку, как слепой, ощупывая пространство. Балагур не ждал: разинув рот, пятясь, оказался ближе всех к двери, пнул её и рванулся наружу. Комок в горле выскочил, и Маруся начала визжать.

– Лейтенант! У тебя топор под кроватью! Руби его к чёртовой матери! – орал Молчун.

Бортовский себя упрашивать не стал – топор с чавкающим звуком вонзился в спину чудовища.

– Не надо! Что вы делаете?! – не унималась Маруся. – Это же Толя!

Спортсмен, подобно теряющей кожу змее, вывалился из штанов и упал на пол. В очередной раз занесённый топор, перерубив ступню, отпрыгнул от железной сетки. В дверях появился вооруженный сапёрной лопаткой Борис и опустил её в подзатылье ползущего монстра. Молчун выпустил пистолет и схватился за голову, разрывающая боль в висках парализовала, в них стучался сверхусиленный всхлип Шурика, отзываясь рёвом ополоумевших слонов:

– Он жидкий! Он почти жидкий!

Когда боль отпустила, удалось взглянуть на происходящее. Иван постарался на славу, расчленив существо на такие мелкие части, что они казались кусочками разломанной куклы. И никакой крови! Только слизь. Видимо и Бортовского это заинтриговало, если не сказать больше – он перетрусил:

– Как же это? Жечь! Жечь будем! Костёр палите! – ревел он, замешкавшись, обернулся и осоловело уставился на ещё не покинувших кровати Молчуна и Марусю. – А потом вы… мне подробно расскажет, чего там вчера взрывали!

Останки Спортсмена выгребали лопатой. Балагур всё-таки уговорил Ивана захоронить их, а не сжигать. Вязкой, отдельно напоминающей человека, массой провоняла вся избушка, огонь только бы занял время и усугубил неприятные запахи. Молчун, морщась, внимательно рассмотрел расчленённые останки, небрежно сваленные на одеяло.