Мария Британ - Чувствуй себя как дома

Так пролетали недели, месяцы и годы, пока не вспыхнула эпидемия . К тому времени Тора выросла и уже работала в Стае.

Лида дописала учебник и подарила его Бруно. Тот радовался как ребенок. «Легенды о Zahnrad» ему очень понравились.

В день, когда Лида все же познакомилась с домами ближе, беспощадно светило солнце. Пожилая женщина с Виноградной улицы вызвала милицию – жаловалась, что кто-то украл ключи и запер ее в собственном доме. Лида насторожилась – кто, если не они ? – и отправилась с дежурными.

Еще издалека она уловила запах гари. Дым обволакивал деревья, полз между рядами цветущей картошки. Дом старушки горел, а рядом толпились ребята из Стаи в огнеупорных костюмах. И Тора, маленькая девочка, обожающая Тартини, – там же.

– Я… сама займусь этим делом, – выдавила Лида. – Всех свидетелей ведите сразу ко мне.

– Но майор…

– И никаких возражений.

«Дьявольская трель» закончилась. И зазвучала симфония номер пять [27] Симфония номер пять – музыкальное произведение Людвига ван Бетховена, известное также как «Аллегро с огнем». .

И вот спустя пятнадцать лет Лида снимает плакаты Кайли Миноуг. Заявление об увольнении лежит на столе. Вскоре она отнесет его Бруно – попрощается, улыбнется, а может, даже пошутит… Сегодня без скандалов. Как странно. Они постоянно ссорились, но при этом любили друг друга, а с минуты на минуту помирятся и расстанутся.

В дверь стучат. Бруно проскальзывает в кабинет и подплывает к Лиде. Снимает очки, протирает их галстуком, словно хочет напоследок рассмотреть возлюбленную получше.

– Поехали со мной.

Лида тянет за огромный выцветший плакат, чертыхается и комкает его.

– Ты же знаешь, что нет.

Бруно пытается взять Лиду за руку, но она пятится.

– Не упрямься.

– Я и не упрямлюсь. Просто…

– Ты меня не любишь.

Лида застывает. Когда этот мужчина с шестеренками вместо сердца и пронзительным взглядом успел нащупать ее болевые точки? Так… нечестно.

Она подается к Бруно и берет его за подбородок.

– Не смей так думать.

– Тогда в чем проблема?

– Я не брошу Сокола. Он… Он единственный, кто борется с моей болезнью. А я – единственная, кто борется с его безумием. Жаль, что ты не изобрел машину для транспортировки домов.

Бруно косится на скомканные плакаты Кайли.

– Хорошо, что ты их сняла. Ужасная певица.

– Не ужаснее AC/DC, – подмигивает Лида. – Я увольняюсь, Бруно. Без тебя я здесь чужая. Не злись. Ты ведь тоже уезжаешь ради дома. Не заставляй меня бросать свой. И спасибо, что не убил Сокола. Мне кажется, что вовсе не новенькие часы лечат дома. Дома лечит наша любовь.

– Лида… я плохой человек?

– Ужасный. – Она целует его в висок. – А… Можно вопрос? Это она тебе подсказала, как их лечить?

Бруно грустно усмехается и извлекает из кармана брюк скомканные лосины.

– Цвет осеннего моря. Я нашел его.

– Мама не разрешает мне здесь гулять, – хнычет Темыч.

Мы пересекаем дорогу и сворачиваем направо .

– Монстры не навредят ей. А тебе – навредят.

Мне повезло. Мальчишка – жаворонок, он просыпается раньше родителей и бродит по участку с пакетом на голове. Охотится на чудовищ.

Я наплела Темычу о хищниках, которые едят слышащих . О том, что сегодня они нападут на поселок. Он понял меня мгновенно и помчался в кухню за ножами. А я пообещала его спрятать.

Наивный маленький мальчишка. Он не знает, что хищник – его мать. И что спасаем мы не его, а меня.

И вот мы спешим – скорее в никуда, чем куда-то. Из-за макушек хижин вырастает холм. Мой холм. С моим скелетом.

– Я боюсь, – упирается Темыч, обнимая плюшевого кролика. – Гулять рядом с ним вредно.

Ворота скрипят. Ворота рады нам.

– Он добрый.

Ветер бьет в спину, сухие яблони по-прежнему обнимаются. Кто-то нацепил на ветки одноразовые стаканы, и они стучат что есть мочи.

– А вдруг монстры найдут меня и съедят?

Трава на холме пожелтела и царапает ноги.

– Нет, Темыч. Он добрый только для своих. А ты – свой.

Когда мы добираемся до крыльца, ветер успокаивается. Одноразовые стаканы замолкают.

Здравствуй, Ворон.

Спаси меня от монстров.

Мы ныряем в полумрак дома. В ушах – безумное «тик-так» и бормотание, далекое-далекое. Я завидую Темычу. Для него это – крик. Что-то вроде наушников. Мальчишка щелкает громкость на максимум и наслаждается звуком. А я… я стою за его спиной и пытаюсь уловить знакомые ноты.