Мне по-прежнему страшно убивать. Да, этот дом болен. Да, он сдохнет через полчаса, и, если не повезет, – мы тоже. Но я ненавижу запах смерти, а здесь он повсюду, от подвала до чердака.
Дом молчит. Он не сдался и не сдастся – он ждет нашего решения. Эта тварь благородна и дает нам время на побег.
Но мы не сбежим – вот в чем проблема.
На полке выстроились невымытые чашки и масленка с бутербродным ножом. Значит, совсем недавно хозяева пили чай и обсуждали кинопремьеры, погоду, надоедливых туристов – да что угодно. Важно только одно: сейчас их нет.
Сквозняк треплет занавески, танцует . Я настораживаюсь: за моей спиной начинает играть скрипка. Музыка плавно набирает высоту, летит – бесстрашно, наперекор ветру, а через миг раз – и чья-то пуля попадает в самое сердце; мое или механическое, не знаю.
«Дьявольская трель» погружает меня в дом, ведет за собой. Наверное, это Тора. Я мечтаю, господи, как же я мечтаю быть ее смычком. У нее отличный музыкальный вкус…
И все же я боюсь оглядываться. Вдруг на скрипке играет не Тора, а дом? Вдруг он поет, как Воробей пел Наутилусов? Он хотел, чтобы я уснул и больше никогда-никогда не открывал глаза. Обнять меня, как умеют обнимать лишь дома. Но я не оправдал его ожиданий, и, без сомнений, если бы Воробей выжил, он бы мне мстил.
Сжимая кулаки до боли, я оборачиваюсь.
Тора. Конечно, Тора. Дома так не умеют.
Хлопушка топчется на лестнице и играет своего Тартини.
– Прекрати, – буркаю я.
– Это ведь успокаивает его. А еще… – Тора замахивается и ни с того ни с сего запускает в меня скрипку.
– Что?!
Я едва успеваю отскочить. В инструменте застревает нож.
– Сейчас бы он был в твоей шее, Захар. Так что повремени с обвинениями, – морщится Тора. – И почему я должна тебя учить?
– Часы в подвале! – раздается приглушенный голос Ди.
Мы срываемся с места, и с каждым шагом все отчетливее слышим, как бьется сердце дома. Он боится и не сдастся просто так.
В подвале душно. Ди плавает в облаках пыли, как буек в море. Столы и полки забиты шестеренками, повсюду валяются сломанные часы. Этот дом… Он принадлежит кому-то из нас. Тому, у кого тоже воспалена фантазия.
– Небо! – ужасается Тора. – Чей же он…
– Думаю, хозяин запудрил ему мозги и смылся, – предполагаю я.
Ди роется в выдвижном ящике и извлекает оттуда будильник.
– Они тикают. Единственные.
Сердце дома крутит шестеренки, гонит стрелки по циферблату и спешит, спешит – в преисподнюю.
Прости, дом. Ты не имеешь права жить. Ты опасен. У таких, как ты, часто… едет крыша.
– Как-то он подозрительно спокоен, – хмурится Тора.
Я прислоняюсь ухом к стене и спрашиваю:
– Как тебя зовут?
А дом отвечает:
– Чайка.
– Ты больна, Чайка.
Подвал заполнен тяжелыми и острыми предметами. Вот отвертка, вот ржавый молоток, а вот – половицы, широкие, как крышки гробов.
– Позволь нам тебя вылечить. Отправить на море . Ты же Чайка. Твой дом там, где волны.
Так говорят неизлечимо больным. Да, друг, ты объездишь весь земной шар. И картину нарисуешь, не сомневайся. Акварелью, да. Ты свяжешь самый длинный в мире шарф и войдешь в книгу рекордов Гиннеса. Твое имя запомнят.
Но больные чуют ложь так же хорошо, как понимают: все потеряно. Они не успели, и это самое страшное. Бедняги не погуляют по Риму и Парижу и не нарисуют новую Мону Лизу. Они никогда не купят спицы и пряжу.
Наверное, они бы не так боялись, если бы их мечты сбылись.
А твои сбылись, Чайка? Ты связала самый длинный в мире шарф?
Она трясется, и я понимаю: не сбылись. Чайка мечтает нас убить.
Сломанные часы лязгают, падают, раскалываются, как орехи. Мы теряем равновесие и раскатываемся по полу бильярдными шарами.
Нет, это не подвал. Это грудная клетка. Под потолком – подпорки-ребра, а мы – мокрота. И если дом нас выкашляет, то только с кровью.
У тебя туберкулез, Чайка.
– Приготовьтесь! – рявкает Ди, поднимаясь.
И – швыряет часы. Еще немного, и Zahnrad продырявили бы стену. Стекло нестерпимо громко разбивается, циферблат отваливается.
Вот и все. Сердце остановилось. Сердце больше не тикает.
Чайка улетела на море.
– Чего рты разинули?! – возвращает меня в реальность Тора. – Валим!
Дым появляется из ниоткуда – едкий, густой, горячий.
Здравствуй, мухобойка. Давно не виделись.
Чайка уже не борется – она уснула. У нее температура под сорок, но вот беда: жаропонижающего для домов не существует. Она умрет во сне, когда лопнет градусник.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу