– Что играть?
– «Дьявольскую трель».
Ди прижимает инструмент к ключице. Лицо бледнеет еще сильнее, руки трясутся, будто она едва сдерживается, чтобы не огреть меня скрипкой.
– Не пожалеешь потом?
– Только если не вспомню.
Ди касается смычком струн и начинает играть – быстро, метко, четко. Тонкой извилистой тропкой выкладывает дорогу в ад. Усмехается, зовет меня за собой и беззвучно шепчет: «Добро пожаловать домой». Я не узнаю этот дом, не вижу тропки. Я следую за музыкой. А музыка выдергивает из моего естества ниточку за ниточкой, распарывает до основания и вяжет меня заново. Неумело, криво, запутывая все больше и больше.
В висках молотом – тик-так. Снаружи – дорога в преисподнюю.
Добро пожаловать, добро пожаловать…
Танцуй, танцуй, танцуй…
Ди ускоряется. Я отстаю от нее, срастаюсь со стеной, жмурюсь, но музыка тянет, тянет меня дальше. Размазывает по полу.
Мам, включи на ночь каприс номер двадцать четыре. Я без него не усну.
Мам, я вчера чуть не утонула, представляешь?!
Мам, а давай погуляем?
Ма-а-ам, научи меня кататься на велосипеде.
Мама!
Но мама не любила кататься на велосипеде и не гуляла со мной. А вот Паганини – гулял. Раскрашивал улицы в зелено-серый и постоянно куда-то торопился.
Я же торопилась только к маме – чтобы она погладила мои родинки на лбу и в очередной раз произнесла: «Тебя поцеловал бог». А я почему-то думала, что меня заклеймили в преисподней.
Мама считала, что ад простирается вокруг дома. Я – не могла жить в нашем раю. Мне было тесно. Я задыхалась и кого-то искала.
Или наоборот – пряталась. Под кроватью. Господи, как же мало оттуда видно! Я, например, однажды следила из-под кровати, как мама сует мой подарок к дню рождения в шкаф, и ничегошеньки не разглядела. Но чтобы подружиться со смертью, крохотной полоски обзора мне вполне хватило. Эта дама… пахнет полынью и железом. Тикает. Как же бойко она тикает!
Мне было десять.
Часы сломались, а она по-прежнему тикает и марширует в ногу со мной.
Преданная подруга.
Музыка исчезает мгновенно.
Больно, больно, больно, больно, больно…
Мам, а давай погуляем?
* * *
Вечереет. Голова трещит, звенит, плавится. Слишком громкая в этом поселке тишина. В моем номере – особенно. Я в вакууме. Меня пеленает сон, но упасть на кровать я не успеваю – звякает телефон.
Черт. Забыла, что обещала Рите отчитываться каждый вечер. Она… волнуется. Да, волнуется. Узнать бы почему.
Я наполняю легкие воздухом – до отказа – и распахиваю форточку. Горело-соленый запах вечера электризует меня, заряжает, как батарейку.
– Алло, – улыбаюсь я так, что вот-вот сломается челюсть. – Как ты?
Тяжелый вздох.
– Ну слава небесам. Где ты пропадала? Я уже собиралась ехать! Совсем сбрендила?
– Прости, – лепечу я. – Закрутилась.
– Ты что-то выяснила?
– Нет.
– Выкладывай, – рявкает Рита.
– Пока нечего выкладывать, честно! Сняла комнату у одной семьи. Хороший ремонт, отличная столовая…
– Не слышала, что там есть настолько комфортабельные условия.
– Илона и Павел очень гостеприимны…
– Кто? – Шуршание. Нервное хихиканье. – Ты что, прикалываешься?
– Нет, с чего бы? Прекрасная семья, и цены у них невысокие.
Армия мурашек ползет по спине. Из открытой ванной текут, пачкают меня обои-кровоподтеки.
– Илона уехала из поселка десять лет назад, – хрипит Рита. – Ее муж Павел погиб. Бред же! Аня… Аня, это реально они?
Меня лихорадит, комната теряет объем. Я будто погрузилась в 2D-игру и теперь могу ходить лишь вдоль стенки. Бежать или пятиться – без права повернуть. Драться или дрожать. Удобно, когда нет выбора.
– Она блондинка, – выдавливаю я.
– Блондинка.
– Любит возиться с помидорами и картошкой.
– Да.
– Йогу обожает.
– Да, мы с ней поэтому и общались. Тренировали друг друга.
– Муж тайно мечтает кататься на доске.
– Он погиб на доске! – Молчание. – Аня, родная, ты точно в порядке? – Голос Риты обволакивает меня приторной сладостью. Так сестра разговаривает, когда…
– Я здорова! – Слезы душат меня, и я пинаю коленом стену. – Здорова. Клянусь, это не галлюцинации.
Рита всхлипывает. Не верит, дуреха.
– Паша утонул. Да, он любил кататься на доске, но он, черт побери, мертв! А Илона переехала в город и долго лечилась у психолога. Вечные истерики, все дела. В доме Градинаровых никто не живет!
– Врешь.
– Нет, Аня! – рыдает Рита. – Умоляю тебя, возвращайся! Пожалуйста! Или я подключу маму, и тогда за тобой приедет твой психиатр!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу