Адам Нэвилл - Второпях во тьму

Она заманила парня, хватавшего ее за волосы на набережной, в женский туалет и расправилась с ним в последней кабинке. Когда я зашел, чтобы вытащить ее оттуда, от лица парня уже почти ничего не осталось, а кожа на макушке была содрана, как корка пирога. Приведя Луи домой, я увидел, что все колготки у не порваны, а ее лучшие сапоги мне пришлось выбросить в мусорный контейнер.

После этого случая нас пришли навестить два человека из "Движения". Они просили меня не беспокоиться, поскольку подобное происшествие вряд ли будет расследоваться, и к тому же полиция уже выдвинула обвинение двум мужчинам. Очевидно, потерпевший постоянно якшался с обвиняемыми, и у них уже была судимость за приставание к людям на улице. А еще визитеры из "Движения" пригласили нас быть свидетелями на свадьбе. Это приглашение я воспринял с ужасом, несмотря на ненасытное желание снова увидеть Луи в роскошном наряде.

Свадьба проходила на складе домика "Морских скаутов", где пахло трюмом, и где через считанные минуты Луи познакомилась с кем-то еще: с лысым толстяком, который почти все время плотоядно пялился на нее, а на меня бросал насмешливые взгляды. Она опять очень старалась потерять меня в толпе, и хотя там было полно народу, желающего постегать жениха кожаными ремнями, я не сводил с нее глаз. На свадебном завтраке я увидел, как толстяк угощает ее чипсами, которые обычно идут с пакетиком соли в упаковке. Толстяк не был женат, и не состоял в "Движении", поэтому я был шокирован тем фактом, что на подобное мероприятие пустили одинокого мужчину. В какой-то момент, выпав из поля зрения Луи, я даже заметил, как она сунула толстяку номер нашего телефона. Всем остальным женщинам было жаль меня.

После свадьбы в домике "Морских скаутов" я почти не узнавал Луи. Целыми днями она пребывала в приподнятом настроении, а меня будто не замечала. А затем, заметив, наконец, мое присутствие, разозлилась, поскольку я явно мешал ей воспользоваться очередной возможностью.

Толстяк даже подошел ко мне на улице, когда я вышел за покупками, и заговорил со мной. Сказал, что мне лучше оставить Луи в покое, поскольку наши отношения уже умерли, а он намерен жениться на ней через несколько недель.

"Вы так считаете?" - спросил я, на что он влепил мне пощечину.

После инцидента с толстяком я три дня просидел, скорчившись, под кухонным столом, после чего вылез и облачился в одежду Луи, отчего у меня закружилась голова. Когда я наложил себе на веки тени, у меня едва не подогнулись колени. Но мне все равно удалось выйти из дома с утра пораньше и нанести визит толстяку. Луи выбежала за мной на улицу, крича: "Не трогай его! Не трогай моего Ричи!" Когда некоторые соседи начали выглядывать из окон, она, рыдая, вернулась в дом.

Отлично понимая, что Луи запрещено пытаться заводить знакомство с новым партнером без моего согласия на развод, Ричи не смог бы удержаться от флирта с ней. Увидев в глазок своей двери мое загримированное лицо, он решил, что я - это Луи. Перед тем как открыть дверь, он немного помедлил. Затем появился в дверном проеме, улыбаясь, с выпирающим из-под халата пузом. И я резко вонзил ему в этот пузырь с кишками острые ножницы. У него не было даже возможности закрыться своими волосатыми ручищами, и ножницы глубоко вошли в его живот.

Простофилям у нас в "Движении" не место. Это все знают. Позже я выяснил, что ему позволили прийти на мероприятие, потому что женщина из "Группы перелетных птиц", та, которая в помещении никогда не снимала дождевик с поднятым капюшоном, положила глаз на Ричи и считала, что это ее шанс. Всего неделя отделяла ее тоже от перехода в мир иной, но, думаю, я приберег ей нескольких десятилетий горя. Позже, за то, что я разделался с Ричи, она даже прислала мне пачку печенья и открытку с гоночной машиной, предназначавшуюся девятилетнему мальчику.

Как бы то ни было, я гнал Ричи до самого конца прихожей, прошивая его, словно швейная машинка, и заставляя блеять, как овца. Я был в резиновых перчатках для мытья посуды, поскольку понимал, что пластиковых ручки ножниц будут скользить в руках. Воткнул-вытащил, воткнул-вытащил, воткнул-вытащил! А когда он замедлился и, скользив по стене прихожей, ввалился в свою скромную гостиную, я всадил ножницы ему глубоко в шею. Затем закрыл за ним дверь и стал ждать, пока он не перестанет кашлять и хрипеть.

Это был тяжелый, вонючий мерзавец, с заросшей черной козьей щетиной спиной и с широким, мясистым, некогда ухмылявшимся лицом. Мне пришлось разделать его на части, чтобы вынести из квартиры. Невероятно, но когда расчленял в ванной его тушу, он ожил на мгновение, чем напугал меня до полусмерти. Впрочем, прожил он недолго, и я закончил все с помощью садового секатора, который оказался хорош для разделки мяса. Я нашел его на кухне под раковиной.