Лэрд Баррон - Инициация

Вернувшись в США и достаточно окрепнув, чтобы ковылять, опираясь на палочку, Мишель пресекала любые разговоры об этой экспедиции в тайгу. И никаких отчетов не писала, насколько он знал. Кое-какая ценная информация университету все же перепала, поскольку встречали Мишель с почестями, а вскоре ее ждало повышение, хотя и без особой шумихи. Возможно, именно это имели в виду Бим и Бом, когда называли ее «неприкасаемой» – одной из избранных членов группы, которая связана с Созданиями Тьмы и защищена от внимания спецслужб. Или, более того, пользующаяся поддержкой спецагентов. Так сказать, корова, вручающая мяснику его нож и передник.

Через много лет после той предполагаемой аварии, продираясь сквозь кустарник и почти не видя ничего вокруг, Дон мысленно вернулся к театрализованной сцене в больничной палате и с мрачной ясностью осознал, что его жена, даже находясь в коме, сжимала в кулаке нити, протянувшиеся к его спине; понял, что каждый его шаг после того рокового арт-шоу в 1950-м был лишь очередным па в танце, который она заставляла его исполнять, дергая за эти нити; и что в будущем ничего не изменится. Его так называемое будущее и так называемое прошлое – всего лишь театр марионеток.

А кто дергает за твои ниточки, моя дорогая?

Бим и Бом пытались открыть ему глаза. Волвертон и Рурк тоже разложили все по полочкам, но Дону до сих пор казалось, что он видит только поверхность очень сложной и запутанной схемы. Но если смотреть на нее слишком долго, сквозь смутные контуры проступит кошмар невероятной силы, достаточной, чтобы свести его с ума. Он подозревал, что все эти многообразные конструкции, наслоения и переплетения – всего лишь колебания абсолютной непроглядной тьмы. Ей не могли противостоять ни свет, ни тепло; заглянуть в это ничто и попытаться постичь его масштаб – это было равносильно тому, чтобы убить в себе все человеческое.

Там, в кромешной черноте, было царство бесчеловечного.

Реальность сокращалась и расширялась, ритмично пульсируя. Словно космонавт без шлема, Дон парил над ландшафтом, который казался ему совершенно незнакомым.

Солнце чужого мира низко висело над кромкой холмов, тени отливали лиловым и алым. Небо начинало темнеть, из бело-голубого превращаясь в раскаленное железо, и на нем полосой битого стекла рассыпались звезды. Дом, холодный и бесформенный, ждал, спрятавшись за парой кленов. На дорожке были припаркованы машины Курта и Аргайла. Изгибы ослепительно сверкающей стали и стекла, казалось, принадлежали хорошо сохранившимся реликвиям из музея человечества, спустя много веков, после того как само человечество было стерто с лица земли. Дон еле переставлял ноги от изнеможения, но его мозг продолжал фиксировать происходящее, делая все более страшные умозаключения.

Палая листва, покрывавшая гравий, приглушала хруст шагов. Дон направился к задней двери дома. Стук сердца отдавался в ушах. Он и раньше не чувствовал себя здесь в безопасности, а уж теперь… Он раскрыл дверь, и они вместе с Туле шагнули навстречу неизвестности.

Кухня, залитая тусклым лиловым светом, была похожа на пещеру.

Привычные звуки были еле слышны или не слышны совсем: капли падающей из крана воды, поскрипывания и постанывания старого дома, щебет птиц во дворе – все затихло или исчезло. Воздух был насыщен электричеством, как перед грозой, и Дону показалось, что его обступают силы тьмы.

В этой неестественной тишине раздавалось лишь жужжание мухи, бьющейся о стекло над мойкой. Голоса миллионов обреченных душ, слившиеся в пронзительном гуле, при виде неумолимого рока, который явился из глубин вселенной и надвигается на них, заслоняя горизонт. Он так и видел перед глазами эти призрачные лица, пока не сморгнул, прогнав их; он подошел к окну и, секунду помедлив, прихлопнул попавшую в западню муху, одним ударом покончив с миллионами несчастий.

– Почему ты, дорогая? – спросил он у пятна на стекле. – Чем вы, Моки, так отличаетесь от всех остальных приматов на нашем шатком-валком земном шарике?

Он открыл кран и глотнул воды, которая ожгла его, как кислота, и огляделся вокруг, ожидая следующего поворота событий, нового знака, наступления того, что неминуемо должно было его настигнуть. Он заметил, что дверь погреба приоткрыта сантиметров на десять. Мрачно улыбнулся, подошел к двери, распахнул ее и, стоя на пороге, уставился в пахнущий плесенью мрак и скрытые в нем тайны.

– Ради всего святого, не надо, пап, – произнес Курт.