Моника О'Рурк - И в конце, только тьма

- У меня тоже, - сказала она. - Это невероятно.

Он потянул за бородку, словно пытаясь вырвать волосы, и Молли сочла этот жест невероятно претенциозным.

- И все-таки, - сказал он, - не очень то и разнообразно. Но это отличная работа, учитывая обстоятельства.

- Учитывая обстоятельства?

- Ну, да. Цветы и бычьи головы. Цветы, распускающиеся из бычьих голов. Несколько церквей ... О'Киф, как правило, мне никогда сильно не нравилась.

Она попыталась ответить, ее нижняя губа задрожала от гнева, и первое слово сорвалось с ее губ, как хрип. Она восприняла его замечание как личное оскорбление, словно его слова были нападкой на ее характер. Если она так любит работы О'Киф, то он, должно быть, считает, что поклонники Молли так же ограничены, как и ее любимое искусство. И его взгляды на плодовитую мисс О'Кифф были настолько ошибочны, что она не могла даже думать об этом.

- Простите, я не хотел вас обидеть. Могу я купить вам капучино, чтобы загладить вину? Здесь есть кафе...

- Нет, - отрезала она, - не можешь. У нас явно нет ничего общего, и ты определенно идиот.

Он отпрянул назад, как будто ему залепили пощечину.

- Эй, в этом не было необходимости. Расхождение во мнениях - это нормально.

- Как вы можете не любить эту картину? - воскликнула она, выставив перед собой руки, словно умоляя. - Или О'Кифф? Как вы можете иметь такой узкий взгляд, упустить красоту ее работы? Как вы можете этого не видеть..?

Он подошел ближе к Белой Камелии.

- Это цветок. Большой белый цветок. А рядом - Аризема Трёхлистная Номер два ? - большой черный цветок. Понимаете, о чем я? Опять то же самое.

- О Боже ... - Молли прикрыла рот тонкими пальцами. - Вы действительно не видите…

Он отступил назад, чтобы рассмотреть Белую Камелию под другим углом. Покачал головой.

- Нет ... извините, я вижу цветок. А что вы видите?

- Совершенство, - прошептала она в ладонь.

- Прошу прощения?

- Совершенное женское тело. Нежный цветок, олицетворяющий все прекрасное в ... в ... Разве ты не видишь?

Она потянулась к картине, лаская воздух.

- Узор так красноречив. Как будто Мисс О'Киф знала секреты и хотела ими поделиться. Как будто она могла заглянуть в твою душу, - сказала она задумчиво, - и создать образ, который она видела. Как Бог, создающий совершенную женщину.

Молли перевела взгляд с картины на мужчину рядом с собой.

- Такая редкая провидица, как О'Киф, женщина столь же проницательная, сколь и одаренная. Она видела больше, чем просто цветок ... она видела тайны Вселенной, понимала, что женщины могут быть такими же великолепными, как и задумала природа. Она раскрыла секреты ... разве ты не видишь?

Несколько секунд он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, словно его переполняло новое понимание. На мгновение она почувствовала надежду, поверила, что нашла двойника, родственную душу, кого-то, кто понял, что она пыталась сказать. Кто-то другой, не Дэвид, безнадежно потерявшийся в собственной слепоте, в своей нелюбви к современному искусству.

Но потом он отвернулся, этот безымянный Битник, и она поняла, что понимание, появившееся на его лице, было осознанием того, что она сумасшедшая.

- Приятно было поболтать, - тихо сказал он и исчез в другой комнате.

Она снова села и принялась изучать картину, отмахнувшись от него, но пролив слезы. Слезы утраты, одиночества, осознания того, что она так ужасно потерялась в знании, которого никто другой, казалось, не мог понять.

Позже вечером позвонил Дэвид. Она позволила автоответчику поднять трубку. Она свернулась калачиком на диване, гостиная была окутана темнотой.

"Прости", - сказал он. "Мы можем попробовать еще раз?" - спросил он. "Кажется, я влюбляюсь в тебя".

"Невозможно", - подумала она. Он не мог любить ее. Он не знал значения этого слова. Он был эгоистичен и жесток, он заставил ее взглянуть в лицо ее уродству. Она никогда не смогла бы полюбить кого-то настолько злого.

Конечно, он был с другими женщинами, значит, он видел их превращение. С чем он сравнивал Молли, когда называл ее красивой? Какая-то пародия на девочку-подростка, грубая ошибка, оскорбление самой природы, давно миновавшая ту стадию, когда она должна была расцвести в своей чистоте. Что с ней не так? Почему всем остальным так повезло? Как природа могла быть такой жестокой, так играть с ее телом, сдерживая свой окончательный дар.

На следующий день Молли обещала присмотреть за дочерью сестры. Кэтрин приехала около полудня с восьмилетней Самантой, тихой, задумчивой девочкой, которая, казалось, начала репетировать свои подростковые годы.