Ричард Чизмар: Вдовий мыс

Мы слышим сердитый голос из-за кадра, и Ливингстон, встрепенувшись, смотрит в ту сторону. Затем снова в камеру, качает головой, лицо у него озадаченное.

— Ладно, друзья, пора начинать мое или, правильнее сказать, наше путешествие. Ведь я собираюсь записывать все свои наблюдения и самые сокровенные мысли, чтобы вы, мои читатели, оставались рядом. В следующий раз я сниму на видео, как вхожу в здание легендарного маяка Вдовьего мыса, где, по утверждениям некоторых людей, обитают призраки. Пожелайте мне удачи. Возможно, она мне понадобится.

— И-и-и снято…

Ливингстон несет камеру в руке, и мы от первого лица видим дрожащее изображение того, как он медленно приближается к маяку.

Мистер Паркер идет за кадром, но мы слышим его сиплый голос:

— В понедельник в восемь утра. Я буду здесь, и ни минутой позже.

— Это было бы идеально. Спасибо.

Дверь маяка постепенно приближается. Массивная, немало повидавшая, она сложена из тяжелых деревянных балок, вероятно с какого-нибудь старинного корабля, как выяснил в своем исследовании Ливингстон. Дойдя до нее, мужчины останавливаются.

— Уверен, что тебя не переубедить? — спрашивает старик.

Ливингстон поворачивается к нему, и мы наконец видим нелюдимого мистера Паркера крупным планом. Древний старикашка с шишковатой головой, обрамленной серо-голубым морем, что виднеется на заднем плане. Ливингстон смеется.

— Нет-нет. Все будет в порядке, обещаю.

Старик только кряхтит в ответ.

Камера поворачивается в сторону маяка и опускается. Мы мельком видим рюкзак Ливингстона, висящий у него на плече, а потом, на земле возле входа, грязно-белый холодильник с пластиковыми ручками для переноса. Ливингстон наклоняется к нему и берется за одну из ручек.

— Тогда желаю удачи, — произносит старик.

Камера снова поднимается и фокусируется на тяжелой деревянной двери. В кадре появляется морщинистая, покрытая старческими пятнами рука, держащая ключ. Она вставляет его в неразличимую на видео замочную скважину под огромной красивой ручкой и, прилагая немалые усилия, поворачивает.

Тяжелая дверь открывается с громким вздохом, и мы практически видим, как древний воздух вырывается наружу.

— Ух, как затхло, — замечает Ливингстон, прокашливаясь. Он протягивает руку в кадр и с резким скрипом распа-

хивает дверь до конца, являя абсолютную тьму.

— О да. Маяк тридцать лет дышал этим спертым воздухом.

Ливингстон делает паузу — будто сам этот «спертый воздух» замедляет его, — но затем снова берется за ручку холодильника и шагает вперед.

Ровно в то мгновение, когда Ливингстон переступает порог маяка, картинка, незаметно для него, пропадает. Исчезает полностью, за исключением временного кода в нижнем левом углу экрана, который показывает «18:14».

— Увидимся в понедельник утром, — говорит Ливингстон.

Старик, ничего не отвечая, закрывает дверь у Ливингстона перед носом. Картинка уже и так темная, и мы этого не видим, зато совершенно отчетливо слышим.

Затем мы различаем, как старик еще раз поворачивает ключ в замке и с трудом возвращает тяжелую цепь на место. Потом на мгновение звуки смолкают, а в следующее раздается

громкий щелчок висячего замка и последний лязг цепи.

И после этого — лишь тишина…

…пока в темноте не начинает шуршать одежда и не раздается глухой стук, с которым Ливингстон ставит на пол холодильник.

— Вот и началось, леди и джентльмены, наше путешествие в сердце маяка Вдовьего мыса. Сейчас я взберусь по двумстам шестидесяти восьми ступенькам винтовой лестницы в жилую комнату. В одной руке буду держать лампу, в другой камеру. Чуть позже я вернусь за едой и водой, но сначала проведу предварительный осмотр.

Мы слышим шаги по лестнице.

— Возведенный в 1838 году, маяк Вдовьего мыса достигает двухсот семидесяти футов в высоту, построен из камня, преимущественно гранита с соседнего карьера, и расположен примерно в семидесяти пяти ярдах от отвесных скал над бурными водами Атлантики…

Мы слышим тяжелое дыхание Ливингстона и замечаем в нижнем левом углу временной код — он показывает «18:30». Остальная часть кадра по-прежнему погружена в темноту.

— Двести шестьдесят шесть… двести шестьдесят семь… двести шестьдесят восемь. Итак, мы достигли вершины, леди и джентльмены, и это очень кстати. Ваш искренний ведущий чувствует себя немного… измотанным, вынужден признаться.