Ричард Чизмар - Вдовий мыс

Мистер Паркер заявил, что, в соответствии с договоренностью, он прибыл в понедельник утром около 7 ч. 50 мин. и прождал в своем пикапе до 8 ч. Тогда он открыл дверь и позвал мистера Ливингстона. Не дождавшись ответа, он вернулся к пикапу, взял фонарик и вошел в здание маяка.

На нижнем уровне он обнаружил, что холодильник мистера Ливингстона был почти полон еды и воды. Также он заметил лужу рвоты на полу.

Еще несколько раз позвав мистера Ливингстона и не получив ответа, мистер Паркер поднялся по спиральной лестнице в жилую зону маяка. Там он нашел пропитанный кровью спальный мешок, видеокамеру, светильник и иные предметы, принадлежащие мистеру Ливингстону. Также он обнаружил ряд странных символов, написанных на стене, вероятно кровью.

Прежде чем вернуться на нижний уровень, мистер Паркер заглянул на мостик. Там следов мистера Ливингстона также не оказалось, за исключением диктофона «Сони», который лежал на металлическом настиле. Мистер Паркер не стал к нему прикасаться и сразу вернулся в пикап, откуда позвонил в полицию с мобильного телефона.

Опросив мистера Паркера, мы с с-том Скейлзом осмотрели маяк. Не найдя там мистера Ливингстона, мы приступили к обыску его незапертой машины и обнаружили там многочисленные рецептурные лекарства и заряженный пистолет (все это зарегистрировано как вещественные доказательства), после чего обыскали близлежащую территорию и лес.

В 9 ч. 31 мин. я совершил звонок в криминалистическую лабораторию, и мы с с-том Скейлзом приступили к оцеплению периметра.

По состоянию на сегодня в качества вещественных доказательств зарегистрирован тридцать один (31) предмет, включая видеокамеру и диктофон. Проводится анализ сохраненных в них цифровых данных.

Погодные условия остаются благоприятными, в настоящее время ведутся дополнительные поиски вблизи маяка.

С-т Карл Блевинз Жетон ЗВ71925

ПСИХИАТР: Брюс А дачи, д. м. н.

Аудио- и видеоматериалы, предоставленные мне полицией Бухты Харпера, после завершения анализа подлежат возвращению в ее распоряжение.

Субъект, как он будет именоваться далее, проявляет ряд распознаваемых симптомов. Прежде всего, галлюцинации. Субъект испытывает слуховые (слышит детское пение), зрительные (видит разбитый деревянный корабль), вкусовые (чувствует соль в воде), тактильные галлюцинации (чувствует, как к нему прикасаются, как его кусают). Субъект, похоже, испытывает также временные галлюцинации, при которых у него значительно искажается восприятие времени.

Кроме того, очевидно, что у субъекта возникает ряд навязчивых идей, в первую очередь бред преследования. Зачастую ему кажется, что его преследует некое нереальное существо.

Также можно отметить его беспорядочную речь и поведение. В одних случаях субъект говорит невнятно, в других — без признаков какого-либо логического мышления, что характерно для беспорядочной речи.

Относительно его поведения: имеется ряд удивительно нетипичных явлений, как, например, подсознательное предположение о принадлежности его личности мистеру Джозефу О’Лири, а также покойному отцу субъекта.

Для дополнения психологического профиля субъекта отмечу, что функции памяти представляются заметно ослабленными. Зачастую он не может вспомнить, чем занимался несколькими часами ранее (как когда несколько раз прошел по лестнице посреди ночи, а наутро не помнил об этом).

Вместе с тем, имея признаки наличия дополнительной личности, ранее подобного поведения субъект не проявлял. В течение последних десяти лет он посещал психотерапевта, с которым я в настоящее время нахожусь на связи. Однако их сеансы проходили в основном касательно частых приступов депрессии субъекта, и о нынешних симптомах в их ходе не упоминалось.

По моему профессиональному мнению, субъект страдает формой диссоциативного расстройства (шизофренией). Данное расстройство либо преступно не было диагностировано, либо (что, полагаю, более вероятно) было настолько слабо выражено, что оставалось незамеченным до тех пор, пока нечто связанное с недавней изоляцией субъекта не привело к его обострению. Имеющиеся симптомы, особенно в сочетании друг с другом, несомненно свидетельствуют о том, что поведение субъекта было определено диссоциативным расстройством (шизофренией), однако, не имея возможности обследовать субъекта непосредственно, поставить окончательный диагноз нельзя.