Но с чего вообще кому-то переворачивать портрет? Разве и так недостаточно страшно с ним разговаривать? Особенно для суеверных и одновременно богобоязненных людей прошлых веков, чурающихся всякой чертовщины… Возможно, имелось в виду, что Настасья будет уговаривать снять портрет и повернуть его.
Двигаясь словно во сне, Влад сложил трость, положил ее рядом с собой на пол и после секундного колебания снял портрет со стены и перевернул, поставил на пол.
Вроде, ничего. Он коснулся шершавой поверхности холста, покрытой краской, почувствовал легкое, но весьма болезненное покалывание в пальцах. Как будто что-то мелкое и решительное кусается, но не в состоянии прокусить кожу мелкими зубами.
— Ты не можешь меня убить, потому что я тебя не вижу, — неожиданно догадался он. — Привела меня сюда, но все равно не можешь. И не понимаешь почему.
Покалывание исчезло, его обдало холодом, словно в лицо ударил неизвестно откуда взявшийся сквозняк, но секунду спустя это ощущение исчезло. Где-то поблизости раздался мужской крик, почти моментально оборвавшийся, но заставивший вздрогнуть, пустивший холод внутрь. Черт побери, как же он позволил втянуть себя во все это? Как вообще оказался в этом проклятом месте? Зачем?
Но Влад прекрасно знал ответ на свой вопрос. Он здесь из-за своих рисунков. Они привели его сюда. Рисунки и желание помочь едва знакомой девушке, над которой нависла смертельная угроза. А если верить накопанным блогером данным и собственным подозрениям, то сразу несколько угроз.
«Он сказал, что должен ее найти, — вспомнились Владу слова подруги погибшего парня. — Мол, он испугался и подвел ее, а теперь должен вернуться, найти и освободить».
Найти и освободить. Вот чего хочет Настасья: чтобы ее нашли и освободили. А если никто ее не спасет, она спасет себя сама. Ценой жизни Юли, но как можно винить в циничном подходе к вопросу ту, что томится в подвале уже пару веков?
В лабиринте коридоров раздался новый крик: на этот раз дальше, более протяжный, женский.
— Юля…
Кулаки сжались сами собой, Влад с трудом подавил порыв броситься искать ее. Толку-то от него? Что он может — слепой и беспомощный? Он не в состоянии защитить даже себя, вот разве что против портрета его состояние является защитой…
— Портрет… Все дело в твоем портрете… — пробормотал он. — Он взял часть твоей силы и держит тебя здесь. Он твоя тюрьма. Не будет портрета — не станет и тебя.
Вот только портрет уже пытались уничтожить, но ничего не помогло. Его смогли только повесить лицом к стене, чтобы не смотреть… Повернешь портрет — умрешь… Влад вдруг понял, что он уже все сделал. Он освободил Настасью. Осталось понять, как ее остановить.
Внезапная идея ему самому показалась бредом, но ничего другого в голову не пришло, поэтому он полез в карман.
* * *
Зажигалка быстро погасла, ее пламя не было рассчитано на такие резкие движения, поэтому бежать пришлось в темноте, отчего казалось, что Хозяйка прямо за ее спиной: Юля практически чувствовала ее ледяное дыхание у себя на затылке.
Впереди заплясал луч чьего-то фонарика, и Юля поднажала, надеясь, что это Соболев, но в последний момент поняла, что перед ней Дэн. Остановиться уже не успела, да и деваться было некуда: сзади ей все еще чудился призрак, а коридор в этом месте не имел ответвлений.
Юля практически влетела в Дэна, едва не сшибив его с ног, но он устоял, хоть его и развернуло. Она рванула бежать дальше, но он схватил ее за руки и дернул на себя.
— Попалась, дрянь! — выплюнул он. — Что вы сделали с Михой? Где твой дружок-предатель? Говори!
Он грубо встряхнул ее, но Юля продолжала вырываться, бессвязно мыча и поглядывая в темноту за его спиной. Ей казалось, что Хозяйка приближается, хоть она и не видела ее больше.
— Пусти! — наконец смогла выдавить она внятно. — Надо бежать отсюда! Она уже здесь! Ты что, не чувствуешь? Надо бежать!
— Ты припадочная, что ли? Хватит орать! Я тебя, суку, сейчас прирежу!
Он разжал пальцы одной руки, чтобы снова вытащить нож. Видимо, надеялся, что вид оружия отрезвит ее, но Юля сейчас гораздо сильнее боялась Настасью, чем его. Почувствовав частичную свободу, она дернулась сильнее, впилась ногтями в держащую ее руку, отчего Дэн взвыл, пальцы второй руки тоже разжались. Так резко, что Юля потеряла равновесие и шлепнулась на пол.
Она тут же перевернулась на четвереньки, отползла подальше и снова пружинисто подскочила на ноги, ожидая, что ее вот-вот схватят, но Дэн отчего-то не стал этого делать. Юля услышала, как он захрипел у нее за спиной, потом раздалось тихое бульканье и звук падения тела, но она не притормозила и не оглянулась, чтобы посмотреть. «Не оборачиваться!» — это единственное правило, которое она вынесла из всех погонь в разных киношках. Будешь оборачиваться — зацепишься ногой и рухнешь. Так случалось всегда.
Читать дальше