Сергей Алексеев - Пятый всадник

«Как же тётя Валя теперь со мной то справится? Ей же тяжело будет. А работа? Главное, чтобы не увольнялась, я один смогу дома до вечера потерпеть, ничего страшного».

Дурные мысли начали одолевать как мухи. Представилась кровать, противно горячая, влажная, пахнущая мочой. Представилась тумбочка, на которой плотно, как бочонки в лото, стоят лекарства, кружки, чашка с засохшей кашей. Живо представился побеленный потолок, каждую песчинку известки которого он будет рассматривать снова и снова, день ото дня, месяцами и годами, потому что даже повернуть голову не сможет. Так было с мамой. Он помнил, хоть и пытался забыть. Но она ушла быстро, а он будет долго мучатся, потому что ещё молодой.

«Нет! Прочь такие мысли!»

Максимка начал приободрять себя, даже заставил поверить, что не так всё и страшно на самом деле. Но едва дернулся, чтобы поднять голову, как все тело прошил новый приступ острой боли. И ноги все так же не слушались его.

«Даже телефона не взял, кретин! Теперь на помощь позвать не смогу. Никого не предупредил перед выходом. Хотя, тётя Валя знает, что я пошел в аптеку, и сам аптекарь ещё. Только какой с них толк? Как в могиле тут, под землёй, лежу».

От этого сравнения стало совсем дурно. Горло будто схватил железный обруч и начал душить. На глазах навернулись горькие слёзы, но плач не хотел рваться наружу, застряв где-то глубоко внутри. Стало тяжело дышать.

«Это от страха. От страха», – попытался убедить себя Максимка, судорожно хватая губами воздух.

Могила.

Похоронен заживо.

Не в силах совладать с собой, мальчик замычал, чтобы хоть как-то выплеснуть скопившиеся нечистоты ужаса из души. Но приступ паники продолжал крепко держать его горло и не хотел никак отпускать.

Как долго он ревел мальчик не знал. Время в этом бетонном ящике, казалось, имело иное течение, и сложно было сказать сколько прошло минут, две или двести. Однако мычание помогло. Немного успокоившись, Максимка начал оглядываться, чтобы попытаться найти хоть что-то, что может ему помочь. Например, можно найти какую-нибудь палку и, взяв её в зубы, бить ею по какой-нибудь железяке, чтобы слышны были звуки. Бред, конечно, но ничего другого он не смог придумать.

Палки не оказалась. Как и лестницы, которую он раз за разом пытался высмотреть в темном помещении. Ничего. Лишь голые кирпичные стены, под потолком толстые корни деревьев, пролезшие сквозь кладку, в дальнем углу истлевшие тряпки – чья-то фуфайка и один кирзовый сапог. Судя по слою пыли на бетонном полу тут давно никого не было. И в ближайшем будущем не предвидится.

От бессилия и злобы Максимка сжал пальцы в кулак. И замер… Рука. Движения восстанавливаются. Не так быстро, ещё чувствуется слабость, но ведь двигается! Значит и ноги тоже отойдут.

Максимка попробовал пошевелить второй рукой, но на команды мозга она никак не отреагировала.

«Это ничего, подождём. Время нужно, – успокоил себя мальчик, едва сдерживаясь от радости. И оборвал: – Которого нет!».

Шорохи в дальнем углу заставили его замереть. Что-то было там, в темноте. Что-то живое.

Рука начала сжиматься и разжиматься быстрее. Надо как можно скорее вернуть кровообращение, чтобы она могла полноценно двигаться в случае, если надо будет отбиваться…

Гранатовые бусинки глаз уставились из мрака на мальчика.

Крыса? Да, верно, крыса. Всего лишь крыса. Она ведь не съест его.

Максимка хрюкнул от смеха. Эта мысль показалась ему жутком смешной. Не съест! Ага, как же! Много раз читал он в книгах как эти твари до костей обгладывали тела животных и людей. А что им стоит расправиться с тощим мальчиком? Уже до обеда управятся.

Крыса пискнула и вышла из темного угла на свет. Огромная. Жирная. И зубы, жёлтые, кривые, такие большие, что даже не помещаются во рту и торчат по сторонам, как у саблезубого тигра.

«Брысь! Брысь, блохастая!».

Да только что ей с его мыслей, читать она их все равно не умеет. Ещё голодная, наверное, тварь.

«Вот так влип!».

Крыса наморщила нос, принюхиваясь, оскалилась. Дернула рваными ушами и убежала.

«За сородичами?» – пуще прежнего испугался Максимка.

И зашевелил рабочей рукой.

«Давай, оживай, тело, оживай, миленькое, без тебя никак!».

Закололо правую руку, словно сильно её отлежал. Мальчик сморщился, не в силах стерпеть боль, разливающуюся огнем выше локтя. Пошевелил пальцами. Слава богу, они функционируют.

«Теперь ноги! Ну же! Ну!».

Но с ногами всё было по-прежнему – они не двигались.