Сергей Алексеев - Пятый всадник

Мертвец пристально посмотрел на командира. И вновь рассмеялся вороньим смехом.

– Ты их знаешь. Всех знаешь. Ты их тоже иногда видишь во сне, но каждый раз все реже. А я каждую ночь. Они живые. На самом деле живые. И я живой.

Брюс устало вздохнул, развернулся и медленно косолапой походкой ушел по мрак.

– О чем это он? – спросил Мирон у Никаса.

– Ерунду какую-то лепит, – не сразу ответил тот. Махнул рукой и сказал: – Ну его к черту! Парни, возвращаемся домой.

Команда «Последней обоймы» бодрым шагом направилась прочь из проклятого города, обратно под землю.

* * *

Ночью ему не спалось. В голове назойливо словно жирные зеленые мухи крутились слова друга, сказанные сегодня днем.

«Снится ему! – фыркнул он, переворачиваясь на другой бок. – А мне? Ничего мне не снится! Так, один раз только. Ну два. И ещё тот раз, но это не в счёт, тогда просто сильно пьяный был».

А потом вдруг со всей силы зарядил себе по голове кулаком.

«Да кого я обманываю?! Сняться. Каждую ночь сняться. Вся команда „Последней обоймы“. И еще эти жуткие кошмары, про мёртвого меня. Сумасшествие какое-то!».

Брюс встал с кровати, оделся. Натягивая куртку, скривился от боли – осколок, попавший в руку, не давал покоя. Словил его в том злосчастном командном рейде на поверхность. Тогда же, нарвавшись на стаю мутантов, и погибла вся «Последняя обойма»… кроме него. Он выжил. Потому что сбежал.

«Как последний трус!»

Брюс вновь ударил себя по голове. Зашипел сквозь зубы:

– Трус! Трус! Жалкий трус!

В бункере дали гудок – рабочему населению пора было заступать на смену.

«Ничего, я искуплю свою минутную слабость, свой грех», – подумал Брюс, доставая автомат.

Сегодня опять идти на поверхность – искать оружие, фильтры для воды, спички, горючее. А по пути зайти на могилы, где похоронены его друзья. Вновь повидаться, но уже не во сне, а наяву, и в качестве живого, а не мертвеца, как в еженощных кошмарах.

Брюс запустил пятерню в карман. Там что-то звякнул. Он достал оттуда железные цилиндрики, долго и внимательно их рассматривал. Потом, разозлившись, швырнул в сторону. Стреляные гильзы исчезли в темноте.

Жаль, что со всем остальным сделать так не получится.

Вековая сосна стойко приняла на себя тяжёлый удар. Ствол заметно накренился, но выдержал. В воздухе закружилась сухая хвоя, мягко опускаясь на тёмно-зеленый металл автомобильного кузова. Из раздавленного всмятку капота шёл пар. Гулко распахнулась пассажирская дверь, на землю вывалился человек в военной форме. Затравлено обернувшись к кабине, он зашарил руками в поисках выпавшего оружия. Нащупав пистолет и не сводя глаз с грузовика, человек боком отполз на несколько метров в сторону. А потом поднявшись, часто спотыкаясь в мокрой жухлой траве, что есть сил бросился бежать прочь.

* * *

– Всё! – Хан поднялся и решительно затоптал окурок. – Пора «когти рвать», все сроки вышли.

Ему возразил сосед, пожилой мужчина в старой брезентовой штормовке:

– Не верю, что Арнольдыч погиб. Не такой он человек. Может быть ещё подождём?

– Слушай, Брага! Мне тут с вами языком чесать не резон. Устроили, понимаешь, верю-не верю. Того и гляди, военный патруль подвалит. Не пришёл, значит не пришёл. Уговор был – ждать полчаса. Уже лишние сорок минут задницы плющим.

Хан взял рюкзак за потёртые, не единожды чиненные лямки и продолжил:

– Немец – мужик хороший, но он сам вызвался, сам и в ответе. За его добрую память я тут костьми ложиться не собираюсь. Как он любил говорить? Йэдем дас зайне? (Edem das Seine – «каждому свое» нем.) Ну так мне моя жизнь дорога, а если кто-то хочет принять геройскую смерть, мешать не буду.

На пути Хана встал молодой парень. Поднялся, с трудом опираясь на ногу, перемотанную тёмным от засохшей крови бинтом.

– Не хорошо толкуешь, Хан, гнилью от твоих слов тянет. Тебе ведь Арнольдыч не чужой, с общего стола неделю ели. И это ты, сука, должен был вместо него идти, потому что короткую спичку вытянул. А теперь вон как загнул! Общество на такие поступки с неодобрением смотрит, вести быстро разносятся. Не видать тебе братского расположения у костра «старателей».

Хан сжал кулаки, остро очертились скулы на восточном лице. Он зло прищурился, и в его глазах вспыхнули бешеные огоньки.

– Ты привяжи «метлу», Короб. Больно она у тебя широко метёт. Ведь это из-за твоей «бестолковки» тут пропадаем! Кабы не твоя нога, ещё час назад в лодке бы гребли. Кто тебя дёрнул в ту сторожку сунуться? Решил шальным артефактом разжиться? Вот всех тварей и перебудил. Свезло тебе, молодой, что они сонные были, только за ногу и цапнули. Жаль, что не голову тебе откочерыжили. А Немец вместо меня остался, потому что эти места знает, ему и карты в руки. Но кашу-то ты заварил, так что Арнольдыч там в первую очередь за тебя отдувается. Ты же теперь тут сидишь и меня паскудишь. Ну и кто из нас после этого сука?