Лис Теру - Странные люди [litres]

– Но ты же не умираешь, – фыркнул недоверчиво Пакость, медленно садясь на кровати. Во взгляде его и в этом тоне было что-то такое, что Спящая почти ожидала услышать суровое: «Не пользуйся ею больше!»

– Не умираю, – согласилась она быстро, тоже поднимаясь. – Не умираю, потому что не покидаю этот мир. Я же просто путешествую по планете. И всегда ненадолго ухожу. – Сказанное было настолько простым и понятным, что Спящая искренне удивилась, как не додумалась до этого раньше. – А если я смогу вернуться? Если я, даже умерев, смогу вернуться и продолжить жить?

Недоверчивый взгляд Пакости не помешал ей с детской верой в сказку вцепиться в этот шанс, она уже представила, как покинет свое тело ночью в больничной палате, но лишь для того, чтобы повернуться спиной к манящему белому свету и остаться здесь.

– Мне просто нужно наловчиться управляться с этими моими путешествиями, и все!

Видимо, во взгляде Спящей Пакость увидел нечто такое, что заставило его протянуть руку и ободряюще погладить ее по щеке.

– Если у тебя получится – это будет отлично, – выдохнул он. – Не скажу, что мне прям верится, но… Мы же ни фига не знаем о смерти, по сути? Как тут можно спорить? Да?

– Да…

Она отправилась в первое после долгого перерыва путешествие, не покидая жесткое кольцо длинных рук. Отправилась, не веря в свой успех, без якоря в виде фотографии в книге. Она отлично помнила все тяжелые блестящие страницы и легко могла воспроизвести в памяти любую из них.

Слепящий белый песок пляжа, лазурные волны, расшитые кружевами пены, горько-соленые капли на лице. Слева грели блестящие бока причудливой формы валуны, а длинные, обманчиво-тонкие пальмы справа устало тянулись к воде. Спящая медленно склонилась и зачерпнула руками живую прохладную лазурь Индийского океана. Может, это было просто случайностью, но вернуться в тело на этот раз вышло намного легче. Тепло солнца сменилось теплом пахнущих табаком рук.

– Это похоже на глубокий сон, – хрипловато шепнул Пакость, стоило девушке открыть глаза. – Именно на сон, а не на смерть. Ты где была?

– На Сейшелах, – улыбнулась она, почему-то чувствуя смущение за такой простой выбор. Мягкие ладони погладили колючую от щетины щеку. – У меня руки должны быть влажными от океанской воды. Чувствуешь?

Пакость растерянно потер щеку.

– Не уверен, – усмехнулся он. – Но – верю.

Кит все чаще не мог понять, спит он или нет. Он закрывал и открывал глаза, а вокруг была все та же ночь, и в ушах играли заезженные надоевшие, знакомые до последней ноты песни. Колени были укрыты одеялом, спину холодила подушка, которая никак не желала согреваться. Мобильный на тумбочке отмерял время, то застывая на одних и тех же цифрах, то пропуская целые часы. Иногда из темноты являлись образы – силуэты зданий, людей или животных, незнакомые звуки и запахи появлялись из ниоткуда и упархивали мотыльками, потревоженные движением ресниц.

Ночные посиделки в «Еце» становились все более странными, но все меньше удивляли Кита. Он не просто привык к таким непонятным ночам, он полюбил их и принял их как норму. Это были его ночи. Только его и ничьи больше. Странноватый пугающий старый дневной «Ец» с приходом темноты превращался в другой, совершенно незнакомый, но близкий по духу. И Полуночник любил его намного больше, чем тот, который предпочитали другие. И ни Тук-тук-тук, ни Темнота с Тишиной не могли это перебить.

Шумят зеленые тополиные листья, потревоженные ветром. Нет. Это дождь лупит по ним. Играет тысячами мокрых маленьких пальцев по плоским сердцевидным клавишам. Шум громче и громче. Потоки воды по стеклу. Сухие женские руки в старческих пятнах. Пластмассовые темные глаза игрушки, в которых отражается хмурое небо. Дождь сменяется шумом листвы. Кряхтящий автобус, а за окном сосны и летнее яркое небо. Снова пластмассовые застывшие мертвые глаза. И тихий, на грани слышимости, берущий за душу тоскливый вой…

Кит вздрогнул и открыл глаза.

Ночь касалась его холодными пальцами, гладила плечи и отгоняла обрывки странного сна. А может, все это было просто игрой его воображения и именно сейчас он тонул во сне. Уже прошел тот отрезок ночи, когда сознание его было ясным, и теперь голову туманила бессонница.

Кит снова закрыл глаза, совершая прыжок наугад то ли в сон, то ли в явь.

Красное яблоко с блестящими боками медленно катилось по столу, словно его толкала невидимая рука. Желтые тонкие прутья молодой ивы с серебристыми рыбками-лепестками гладили свежепокрашенную кованую ограду. Аккуратное маленькое надгробие притягивало взгляд. Он неожиданно очень четко увидел фото и не мог не узнать запечатленную на нем. Черные цифры бросились ему в глаза и отпечатались в памяти, прежде чем он вырвался из липких и холодных лап своего ночного Призрака. Это было тем, чего он не хотел знать.