Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

Дома в Остине он всегда знал, в какой Мета комнате. Если жена отправлялась навестить кого-нибудь из соседей, Брэд тоже это знал, мало того, знал, к кому именно она пошла. Если машины рядом с домом не было, знал, куда она уехала (в библиотеку, в магазин, в Юношескую христианскую организацию в Таун-Лейк и так далее). В один прекрасный день Брэд понял, что точно знает, где Мета, даже если она не сказала ему, куда поехала.

Однажды, еще в детстве (им обоим тогда было по девять лет), Мета потерялась. На улице уже стемнело, а она не вернулась домой. Все соседи отправились ее искать, Брэд тоже, но один, сам по себе. В ярком свете летней луны обежал здание начальной школы, миновал ручей, где они ловили лягушек и раков, пересек поле старика Холдера. Мета нашлась в заброшенном амбаре — лежала с неестественно вывернутой ногой рядом с проржавевшей тачкой. Живая. Осознав это, Брэд испытал невероятное облегчение напополам с ужасом, понял, что чуть не потерял ее навсегда, что мир — это чудовищный механизм и все, кто попадется в него, могут испытать ужасное горе. Мета нахмурилась, глядя светло-голубыми глазами из-под спутанных рыжих волос, и сказала:

— Ты был прав насчет той веревки.

Они оба посмотрели на валявшуюся на боку в пыли шину, которая до недавнего времени служила качелями.

— Ты зачем такие глупости творишь? — завопил он.

А Мета заплакала молча, слезы лились у нее из глаз, губы чуть приоткрылись, нижняя дрожала, и Брэд подумал: «Какой же я дурак» — и понял, что в один прекрасный день он на ней женится, хотя бы для того, чтобы приглядывать, защищать (от бродившего по миру зла и от своей собственной отчаянной полубезумной любви, таящейся глубоко в сердце).

Стоя там, на пустынной дороге, он вдруг вспомнил про мобильник, достал из кармана, включил, но тут же вспомнил и то, что радоваться рано: нет сигнала, на помощь не позвать.

Отвернувшись от дороги, Брэд уставился на горы. Черно-лиловые громады теперь казались ближе. Неужели она ушла к горам? Зачем? На дороге-то скорее наткнешься на человека, которого можно попросить о помощи.

Он подумал о Мете, вообразил ее во всех подробностях, представил голубые глаза, рыжие кудряшки, высокие скулы, украшенные созвездием веснушек, которые упорно отказывались сходить, — последние следы той девчонки-сорванца из детства. Обычно Брэд успокаивался, когда представлял себе жену, ее образ заставлял его позабыть о неудачном дне на работе, о недовольном клиенте, о черной меланхолии и страхе, но теперь, когда Мета исчезла, мысль о ней не утешила Брэда, а лишь усугубила испытываемый им ужас. Ее лицо замерцало, померкло, пропало, и он осознал, что горы светятся, испускают пульсирующее сияние, покрываясь лиловыми пятнами и вызывая у него приступ необъяснимого отвращения, паники и отчаяния.

Брэд почувствовал, как сознание откатывает, словно отлив, и провалился в небытие в поисках убежища от подступающего ужаса.

Очнулся Брэд в белой комнате, залитой белым светом. Он лежал на больничной кровати, левую ногу сковывала замысловатая гипсовая конструкция, подвешенная на растяжках к стальным рамам. Где-то в области колена из этой конструкции высунулся большой, нелепого вида болт — прямо ловкий фокус какой-то. Брэд понял, что дышать трудно, хотя вроде бы вполне возможно, значит паниковать не стоит. Осмотрев себя, он обнаружил, что грудь обмотана подобием клейкой ленты, много слоев которой удерживали медицинскую марлю и бинты вокруг ребер.

Тогда-то он и вспомнил о своем ранении, вспомнил об осах.

В палату вошла женщина в штанах цвета хаки и белой рубашке и спросила:

— А где Мета?

Это была Глэдис, мать Меты, от нее так и веяло энергией.

«Где…» Но не успел Брэд раскрыть рот, как кто-то справа от него ответил:

— В буфет пошла кофе купить.

Это был Бадди, муж Глэдис. Все это время он тихо сидел на стуле и, видимо, дремал. Бадди был намного старше своей жены, лысый старик, суровый и чопорный, над ушами у него торчали пучки седых волос. Вечно всем недовольный Бадди.

Брэд не успел толком осознать слова Бадди, как на пороге палаты за спиной у Глэдис появилась Мета с картонным лотком, из которого торчали три пластиковых стакана с крышками. Она широко распахнула глаза:

— Ой! Брэд.

Глэдис повернулась и сказала:

— Господи!

Мета поставила лоток на тумбочку и подошла. Она улыбалась, а в глазах у нее стояли слезы. Брэд чувствовал себя легко, будто пылинка, чувствовал себя озадаченным, выпавшим из контекста. Разве это не Мета лежит в кровати в больнице? Разве не он навещает ее, ухаживает за ней, боится за жизнь любимой?