Евгений Абрамович - Маленькие и злые

Во сне он снова развернулся к куклам и увидел, как те неподвижно выстроились в ряд и смотрят на него большими стеклянными глазами. Их рты беззвучно открывались в такт смеху, хрипу и шепоту из темноты. Когда опять раздались громкие стучащие хлопки, Песецкий…

…проснулся и, разлепив глаза, несколько мгновений не мог сообразить, где находится и проснулся ли он. Стук из сна продолжался, пока он не понял, что это стучатся в дверь. Легкие монотонные удары с равными интервалами между ними отдавались в ушах.

— Да-да. — Учитель сел в кровати, постаравшись придать голосу бодрости.

— Пан учитель, — раздался из-за двери голос Магды, — мужчины собрались в комнате для разговоров. Пан генерал просил позвать вас.

Точно, Пекось говорил что-то насчет коньяка и мужской компании. Глянув в окно, Песецкий увидел, что уже почти стемнело, комната тонула в полумраке. Сколько же он проспал?

— Да, пани Магда, благодарю вас. Я приду, не заставлю пана генерала ждать.

Когда шаги удалились, Песецкий встал, оглядел себя и быстро умылся холодной водой из рукомойника. Комнату отдыха он нашел не сразу: с десяток минут блуждал по темным коридорам, тыкался в запертые двери и ростовые портреты суровых вельмож и рыцарей. Наконец, услышав впереди приглушенные голоса, пошел на них, пока не оказался перед раскрытыми настежь двустворчатыми дверями, которые вывели его в ярко освещенную залу. В креслах сидели знакомые учителю генерал и Чеслав Батлейшик, третьим был худощавый и черноволосый молодой человек, который оказался старшим сыном Пекося. Францишек отучился в кадетском корпусе в Варшаве и приехал погостить у родителей перед отправкой к месту службы. На нем красовался изящный, украшенный шнурками кавалерийский китель, сам генерал был все в том же увешанном орденами парадном мундире. Батлейщик сидел в просторном кресле, из-за чего казался еще меньше. В руках у мужчин были бокалы с коньяком и толстые сигары. Голубоватый дым поднимался к высокому потолку.

Генерал кивнул на свободное кресло.

— Присаживайтесь, пан учитель. Будьте как дома.

От стены отделился тощий старый лакей, имени которого Песецкий не знал, сунул учителю бокал и плеснул туда янтарного напитка.

Мужчины разговаривали о политике. Угроза над Европой, кризис в Америке, Гитлер и Сталин сидят на бочках с динамитом, которые могут взорвать весь мир. Когда собравшиеся что-то спрашивали у Песецкого, он односложно отвечал, но по большей части молчал, потягивал коньяк и быстро пьянел с непривычки.

Когда коньяк окончательно ударил в голову, Песецкий почувствовал на себе пристальный взгляд Францишека. Генеральский сын смотрел на учителя в упор, не мигая. Прожигал свинцовым взором своих внимательных серых глаз. От этого стало не по себе, учитель поерзал в кресле, уставился в пол, будто найдя там что-то интересное.

Подняв взгляд, он с изумлением обнаружил, что молодой улан плачет. Крупные слезы катились по гладковыбритым щекам юноши, собирались на подбородке и падали, оставляя темные мокрые пятна на кителе. В остальном лицо Францишека оставалось бесстрастным, но в глубоких пронзительных глазах читалась такая боль и тоска, что от этого самому становилось больно. Пекось с Батлейщиком будто и не заметили ни слез юноши, ни смущения учителя, продолжали тихо разговаривать о политике. Песецкому, правда, показалось, что они по очередному кругу завели те же слова, что звучали в этой комнате от силы десять минут назад.

Устав от монотонности вечера, раздосадованный и испуганный слезами юноши, Песецкий неловко извинился и откланялся. Передал пустой бокал появившемуся рядом лакею и, еще раз извинившись, вышел из комнаты, стараясь держаться как можно более прямо и не показывая своего состояния.

Как только закрылись двери и учитель оказался в полутьме коридора, голоса в комнате тут же стихли. Тишина показалась Песецкому кромешной и обволакивающей. Он постоял, прислушиваясь, но не услышал ни звука из-за закрытых дверей. Ни голосов, ни шарканья обуви по паркету, ни скрипа кресел, ни звона бокалов. Складывалось ощущение, что его недавние собеседники просто сидели на своих местах, молча и неподвижно.

Решив не забивать пьяную голову лишними мыслями, Песецкий побрел по коридору, смутно помня дорогу к своим покоям. Отметив, что напился сильнее, чем думал поначалу, учитель молился, чтобы не попасться в таком непристойном виде на глаза обитателей дома. Хорошее же впечатление он произведет в первый день. Но, к счастью, коридоры и залы были пусты, безлюдны и погружены в темноту. Будто необитаемы. Который вообще час, спрашивал он себя. Во сколько здесь, интересно, ложатся спать?