– А здесь продают подковки для единорогов!
– Чего?
– Обувь для несуществующих зверей.
– А, для мужчин, что ли? – Лейла подумала немного. – Ну, может, эти существа выползают только по ночам, когда мы спим, поэтому мы их не встречаем.
– А что, если мы купим пару подковок, мы сможем их приманить? – не унималась Бану.
– Уж лучше попытайся на еду.
Проходы между магазинами были почти перекрыты выставленными наружу ёлками, развешанные повсюду гирлянды, похожие на откормленных мохнатых гусениц, мягко касались голов отдельных высоких посетителей ярмарки: люди готовились к Новому году и к концу света. Когда Лейла покупала свечи, продавец спросил:
– Сколько упаковок надо?
Лейла слегка обалдела, потом засмеялась и ответила:
– Одну, думаете, я к концу света готовлюсь?
Истерия со свечами началась ещё в октябре, а в конце ноября достигла своего апогея: поверив календарю майя (которые, как презрительно заметила Бану, не смогли, между прочим, предсказать свой собственный конец, наступивший гораздо раньше), люди решили, что двадцать первого декабря непременно наступит конец света в виде тотального блэкаута. С чем связано было такое буквальное понимание словосочетания «конец света», до сих пор остаётся загадкой. Так или иначе, свечи считались панацеей от дня Страшного суда, и их покупали ящиками, что очень радовало торговцев, взвинтивших цены до небес. Консервы и вода в огромных баллонах тоже имели успех. Люди запасались провизией и свечами и с тревогой следили за страшными знамениями грядущего божественного пинка. В Акстафе корова родила двухголового телёнка, который обеими головами умел произносить имя Аллаха задом наперёд. Посмотреть на это чудо приезжали со всей страны, и хозяева телёнка на собранные с показов деньги сыграли роскошную свадьбу для своего сына, нимало не заботясь о том, что скоро конец света, ведь интернета у них не было, и новости они узнавали только от соседей: у Ахмедовых сын привёл в дом девушку четырнадцати лет, и родители той пригрозили не принимать её обратно, а у Расуловых украли курицу, хотя та, может быть, сама сбежала от жестокого обращения, вот и все новости. Появлению двуглавого тельца никто из местных не удивлялся, а знамений тем временем становилось всё больше. Как-то ночью над городом повисла огромная луна, красная, как сицилийский апельсин. Когда Бану гуляла по самой красивой улице в городе, чтобы ровно в полдень загадать желание, часы на башенке здания городского совета пробили полдень целых три раза. А однажды утром, выйдя на бульвар, Бану увидела, что море за ночь опустилось сантиметров на двадцать, оставив как воспоминание о себе влажную полоску на столбах эстакады, да и та скоро высохла.
Но конец света наступит позже, а в туфлях подруги нуждались сейчас. Был воскресный день, и поток посетителей всё прибывал. Стало очень шумно и душно. Бану и Лейла с трудом нашли нужный магазинчик, куда едва вместились все клиентки. Казалось, что весь город ринулся на сальсу, продавец чудом нашёл обувь подходящего размера. Бану села примерять туфли и заметила на замшевой подмётке клеймо «М.М».
– Что это такое? – удивлённо спросила она.
– «Мастер Мамед», – ответил мужик, сидевший в тёмном уголке магазина на низенькой табуреточке. – Мамед – это я!
– Непревзойдённая работа! – хмыкнула Лейла.
– Я и качество – это синонимы! – Мастер проявил чудеса остроумия и знания лексики.
– Шьёт туфли из картона, зато профессионального тщеславия не меньше, чем у Лубутена! – восхитилась Бану, когда они вышли из магазина, купив по две пары обуви.
И вот наконец случай свёл их в танце, если, конечно, бесконечное повторение одной и той же связки поворотов, которую они разучивали в тот день, можно назвать танцем. Впервые Бану танцевала с Учителем, и тогда она во второй раз отчётливо ощутила запах, исходивший от него, – тревожный дух мёда и плесени, тот самый запах, который заполнял весь подвал, когда Учитель был в школе, и от которого волоски на шее Бану встали дыбом, а сердце заныло. Учитель вёл необычайно мягко, так что Бану начало казаться, что она запуталась в молодой лиане. Ни один из партнёров, будь он новичком или матёрым почти-профессионалом, не был таким гибким. И это при таком крепком, накачанном теле! Учитель задал ей вопрос, назвав по имени. «Откуда он знает моё имя?» – удивилась Бану. А он, поразмыслив о чём-то, приказал ей:
– После урока зайдёшь ко мне. – Бану вздрогнула, услышав этот тихий бархатный голос, потому что обычно Учитель вопил, как иерихонская труба. Заинтригованная, она с нетерпением ждала конца урока. Напоследок Учитель решил осчастливить всех демонстрационным танцем с какой-то маленькой, толстенькой и юркой женщиной, которая вертелась, как юла, и выглядела презабавно. Окружённый своими учениками, которые не сводили с Учителя глаз и объективов телефонных камер, он вертел задом, притоптывал ножками, вытягивая шею, будто сурикат.
Читать дальше