Елена Обухова - Ночной смотритель [СИ litres]

С высоты десятого этажа было не разобрать, во что конкретно одет мужчина, но на голову его был накинут капюшон. Он стоял в свете яркого фонаря, широко расставив ноги и засунув в карманы руки. Стоял и не двигался, даже не курил. Ждал кого-то? Но сколько можно ждать? Вадик засек по часам: за пять минут мужчина не двинулся с места, даже не переменил позу, к нему никто не вышел.

Смотритель? Мог ли это быть Смотритель, который пришел за ним и теперь ждет?

Из кухни позвала мать. Один раз, другой – уже более нетерпеливо. Вадику пришлось оставить наблюдение и откликнуться.

– Чего? – буркнул он, заходя на кухню, пропахшую жареным луком. От его паров сразу защипало глаза.

– Мусор, говорю, выбрось, – велела мать, сосредоточенно переворачивая на сковороде котлеты. – Ведро полное, аж вываливается.

– Сейчас? – обреченно уточнил Вадик. – До утра не подождет?

Мать обернулась к нему и посмотрела как на дурачка. То есть как обычно.

– Ты переломишься, что ли, если до мусоропровода дойдешь? Давай, без разговоров. Ужинать скоро будем.

Вадик вздохнул и взял помойное ведро, вышел с ним в прихожую. Прежде, чем открыть дверь, вернулся ненадолго в свою комнату, чтобы выглянуть в окно и проверить, как там мужик.

– Черт, – прошипел он, когда понял, что мужчина исчез.

Дождался того, кого ждал? Не дождался и пошел за ним сам? За Вадиком?

Стало не по себе. Очень не по себе. Буквально затошнило от страха.

– Я долго ждать буду? – рыкнула из кухни мать.

Вадик вернулся в прихожую, выглянул в глазок: пусто. Приоткрыл дверь, высунулся в коридор, прислушиваясь. Тихо.

Мусоропровод находился за лифтами, напротив двери на лестницу. Всего каких-то пять шагов от двери в общий коридор. Туда-обратно – это секунд десять. Плюс ведро опрокинуть.

Вадик решился: вставил ноги в тапочки и торопливо зашаркал к лифтам. Непроизвольно дернулся, когда один из них ожил и поехал вниз: вероятно, его вызвали на первом этаже. Хорошо бы успеть все сделать до того, как он поедет обратно.

Он так торопился, что, конечно, промахнулся: картонка из-под сметаны вывалилась на пол, за ней упал еще какой-то мелкий мусор. Вадик нагнулся, чтобы побыстрее его поднять. И в то же время за его спиной скрипнула дверь, ведущая на лестницу.

Галка сегодня тоже не планировала никуда идти, но жизнь заставила: отец опять пришел с работы нетрезвый, мать опять решила не давать ему спуска. За полчаса Галка наслушалась их препирательств выше крыши, не спасли даже наушники-затычки, поэтому быстро собралась и, крикнув с порога, что будет поздно, скрылась за дверью.

В клуб после пары встреч со Смотрителем идти не хотелось, и она отчаянно пожалела, что сегодня не пятница. Тогда можно было бы завалиться к Юльке, пока ее мать на свидании. Но была только среда, поэтому этот вариант отпадал. К тому же у них там мелкий болеет.

Первые пару минут Галка просто шла, куда глаза глядят. Потом поняла, что вообще-то давно проголодалась, а ужина дома так и не дождалась, и повернула в сторону своей любимой забегаловки, на ходу проверяя, сколько у нее денег. Получилось не так мало: на какой-нибудь комбо-набор по купону со скидкой хватит.

Съела она все достаточно быстро, листая ленты соцсетей и читая малоинтересные перепалки в комментариях к бессмысленным постам, но торопиться домой не стала: благо со стаканом безлимитного лимонада можно было сидеть за столиком хоть вечность, поглядывая в окошко, поскольку в интернете ничего интересного не осталось.

За окошком время от времени мелькали редкие прохожие, чуть подальше светился огнями фонарей и фар главный городской проспект. Он притягивал к себе взгляд и гипнотизировал, странным образом успокаивая. Галка «залипла» на его созерцание надолго: лимонад в ее стаканчике давно закончился.

А вот мужчину, неторопливо курившего в темноте напротив входа в забегаловку, она не заметила.

Он никогда не испытывал страха перед темнотой, напротив, та с детства была его другом. В темноте шкафа или кладовки всегда можно было спрятаться, когда у матери было скверное настроение и от нее несло алкоголем. Сначала он прятался один, потом пытался прятать и сестренку, но она пугалась, начинала плакать, и мать их находила. Пришлось оставлять ее снаружи.

С годами он понял, что в темноте чувствует себя гораздо лучше, чем на свету. В темноте и одиночестве: люди быстро начинали раздражать своими тупыми разговорами. И только мертвые его совсем не раздражали. Они не говорили. Только слушали.