Елена Обухова - Ночной смотритель

1 октября 2016 года, 02:05

г. Шелково, Московская область

Велосипеды потряхивало на кочках и ямах, отчего они позвякивали в пронзительной ночной тишине. Мелкие капли дождя едва слышно шуршали по простеньким полиэтиленовым дождевикам, время от времени падая на лицо и мешая смотреть вперед. Слабые фонарики, прикрепленные к рулям, то зажигались сильнее, то почти гасли, в зависимости от интенсивности кручения педалей. И поскольку другого освещения дорога, ведущая к кладбищу, не имела, ехать приходилось почти наугад: плотные серые тучи прятали за собой звезды и луну, которые могли бы помочь.

Алина ехала впереди, Вадик тащился за ней следом, пока она наконец не притормозила, соскакивая с велосипеда и оглядываясь.

– Кажется, здесь, – почти шепотом выдохнула она, скатывая велосипед с дороги и ставя его на подножку.

Вадик повторил все движения за ней, чувствуя, как его бьет мелкая дрожь. Он убеждал себя, что дело в промозглой осенней сырости, но на самом деле ему было до одури страшно, чего он старался не демонстрировать. Вытащив вслед за подругой смартфон, он включил на нем фонарик, немного добавляя освещения.

– Да, это здесь, – удовлетворенно кивнула Алина. – Вон моя метка на кусте.

Пятно света упало на мокрую ленточку, понуро свисающую с одной из веток худосочного куста, который рос почти у самого забора. Забор был высотой метра два, если не два с половиной. И хотя частокол прутьев пересекали перекладины незамысловатого узора, словно специально давая опору ноге и провоцируя перелезть на другую сторону, сами прутья венчали острые пики, грозящие порвать штаны. А то и ногу.

– Слушай, может, ну его, а? – неуверенно протянул Вадик, изучая забор в свете фонаря. Одно неверное движение – и можно серьезно покалечиться. – Это ведь все фигня и сказки…

Он осекся, когда яркий свет фонарика Алины ударил в глаза, ослепляя. Почувствовал вспыхнувшие в подруге злость и обиду, явственно представил сверкнувшие гневом глаза и надувшиеся, слегка подрагивающие от сдерживаемых рыданий губы.

– Так и знала, что ты испугаешься! Ну и катись к черту, если ты такой трус! Я сама все сделаю, но имей в виду: если уедешь сейчас и бросишь меня тут, то ты мне больше не друг. И Ксюхе, значит, другом не был!

Ударила по самому больному. Вадик одновременно смутился и слегка разозлился, тут же решительно мотнул головой.

– Да нет, я не боюсь, просто… Глупо все это. Сказки же… И Ксюхе это уже не поможет.

– Это мне поможет, – дрогнувшим голосом заверила Алина и убрала свет, спрятав смартфон обратно в задний карман джинсов. – Посвети хотя бы, пока лезть буду.

Она схватилась за мокрые и наверняка холодные металлические прутья, уперлась ногой в косую перекладину – одну из сторон узора в форме ромба – и подтянулась. Вадик зачарованно наблюдал за тем, как легко и достаточно грациозно она добралась до верха, перекинула ногу через забор, уверенно протиснувшись между двумя острыми пиками. Пару секунд спустя она уже спрыгнула на землю, отряхивая руки.

И с вызовом посмотрела на него с другой стороны забора.

– Ну что, ты со мной или сваливаешь?

Вадик обреченно вздохнул, тоже убирая смартфон в карман.

– Теперь ты мне посвети.

Прутья оказались не только мокрыми и холодными, но и довольно скользкими. Как и косые перекладины. И хотя Вадик всегда был щуплым и хилым, из-за чего огребал от сверстников и в школе, и даже теперь, в колледже, протиснуться между двумя копьями так же легко, как Алина, не смог: зацепился джинсами на попе, неловко дернулся и едва не свалился.

– Черт, мама меня убьет, – огорченно пробормотал он, уже добравшись до земли и нащупав внушительную дыру на штанах.

– Вадик, пора бы уже вырасти и перестать бояться маму, – фыркнула Алина, поворачиваясь и ища взглядом нужную тропинку между могилами.

Вадик промолчал, не желая обострять ситуацию, хотя ему было что сказать по поводу Алининой мамы и их отношений. Но вместо этого он поплелся за подругой, стараясь не крутить головой по сторонам и не светить фонариком на могилы. Умом он понимал, что не увидит тут ничего такого: кладбище как кладбище, такое же, каким оно бывает днем, только темно. Но древний инстинкт, зашитый в матрицу куда-то глубоко, все равно заставлял трястись.

Они шли довольно долго, углубились в старую часть кладбища так, что забора за растущими между могилами деревьями стало не видно. Здесь пахло лесом, сырой землей, немножко – грибами и очень сильно – тоской. Высокие густые кроны сомкнулись над их головами, частично защищая от мелкого дождика, теперь он шелестел больше по листьям. Больше ничего слышно не было: тишина вокруг стояла такая, что хоть ножом ее режь.