Шелли Джексон - Путь избавления. Школа странных детей [litres]

Она – это я. Она – это я, какой я была когда-то, прежде чем они навредили мне. «Я», которого я уже не помню и не понимаю. Она настоящая, потому что я ее не понимаю.

И теперь я готова сказать, что я такое. (Что я для нее . Что я для себя, я уже не знаю.)

Я – вред, который угрожает ей.

Я причиняю вред не только тем, что уже сделала, приведя ее в свою школу, где умирают дети – некоторые, немногие, но некоторые; в школу, ради которой я убила человека или вообразила, что убиваю, это даже неважно; нет, основной вред от меня в том, что я стремлюсь настигнуть ее, поймать, узнать ее и сделать частью своей истории. Я заставила ее не умереть, а стать свидетельницей моей смерти; я захотела держать ее при себе вечно, как плюшевого котенка в фартучке, усадив решать примеры на карликовой грифельной доске.

Но когда я увидела, как она описывает нечто, чего я раньше даже представить себе не могла, а это все же родилось в ее ладонях, чудесное в своей малости и детальности, я перестала желать обладать ею, но захотела вернуть ее в мир живых как можно скорее, чтобы она продолжила жить в мире, не созданном мной. Вот что я искала все это время; вот она, моя живая, цветущая смерть, не-я, в итоге оказавшаяся мной. Чтобы заполучить ее, мне нужно было сделать одно – отпустить ее.

Я не видела другой двери, через которую она могла бы вернуться к живым, поэтому проглотила ее. Я ощутила ее внутри себя, как собственную смерть, близкую и странную. На мгновение я словно стала ею и испугалась, что потеряю ее, присвоив себе, но произошло обратное – она присвоила меня себе, и я поразилась собственной странности. Затем я произвела ее на свет через собственный рот, плача от радости и сожаления о том, что сделала, как любая другая мать.

Ты слушаешь?

Ты приняла ее в мир со своей обычной невозмутимостью. Может, даже одной рукой, другой продолжая стучать по клавишам. Не догадываясь о том, что ничего важнее я уже не скажу никогда.

Отправь ее домой с позором – это подготовит ее к жизни. Ничто так не вдохновляет молодых, как затаенная обида. Пусть мать утешит ее; даже гиены ласкают детенышей. Мы же не утешители, дорогая. Утешать – не наше ремесло.

[ Пауза .]

Пожалуй, теперь я тоже отправлюсь домой.

[ Пауза .]

Я не открываю рот, я открываю мир, в котором мой рот находится. Челюсти распахиваются, как двери, и через прореху в мире другой мир проливается наружу. Я – дыра, сквозь которую течет поток существования, и этот поток я называла жизнью. Убийства, напуганные дети, их не менее напуганные родители, мертвые кролики, пожары – все это проливается сквозь меня и тает, как туман.

Невыразимое становится словом. Кажется, я знаю, что это за слово. Я собираюсь произнести его. Сейчас я его произнесу.

Читатель, она умерла. Трудно объяснить, как это случилось – как голос, дребезжащий в латунной трубе, стал телом, тихо остывающим на стуле. Ее не было здесь во плоти, а потом она возникла, но я не слышала ни тихого хлопка лопнувшего вакуума, ни скрипа деревянных половиц и плетеного кресла, внезапно просевшего под ее весом. Она не упала с потолка и не раскрылась, как зонтик. Пожалуй, точнее всего будет сказать, что я не видела, как это произошло; я заметила ее уже после того, как она появилась, и к тому времени она была уже мертва, а я знала об этом уже некоторое время и смирилась с этим знанием, как смиряется тот, кто дежурит у гроба. Она сидела напротив, сложив на коленях руки в сетчатых перчатках без пальцев; сидела прямо, будто кол проглотила, с застывшим желтоватым лицом и раскрытым ртом, в котором виднелся сохнущий язык.

Однако я не уверена, что она находилась здесь несколько минут назад, когда из складки в пространстве вынырнула Фин-стер, упала на ковер и с воем отправилась спать. Во всяком случае, я немедля отправила ее в кровать, и вовремя, как оказалось, потому что сразу следом за ней появилось следующее тело – и на этот раз под телом я имею в виду труп.

В трубе над моим ухом звенела тишина.

В начале этого рассказа я задалась вопросом: кто я? Мое любопытство не было праздным, ибо ответ на этот вопрос должен был определить степень моей ответственности за все случившееся здесь сегодня ночью и за то, что должно произойти в последующие часы. И теперь, кажется, я нашла ответ. Я была – и являюсь – директрисой Специальной школы Сибиллы Джойнс для детей, говорящих с призраками.