Литтмегалина - Гнилое яблоко

Стоило мне подумать о дожде, где-то далеко в темноте прозвучал громовой раскат – прогромыхал, как жестяная бочка, катящаяся по крутому каменистому склону. Меня снова охватило предчувствие, теперь еще более острое: я никогда не вернусь в свой город, в свой дом, если можно называть домом то, что всегда ощущалось настолько чуждым.

В любом случае плевать, как там все пойдет. Уходя – уходи. И я ушел.

Спустя час мы все так же шагали сквозь темноту, не прерывая взвинченное молчание, и я понял, что, если я сам не спрошу, куда мы идем, мне никто не скажет. Было влажно, прохладно и неприятно в целом. Может быть, неприятно от близости Отума, который шел рядом со мной, отделяя от меня Миико. Я чувствовал его всей кожей – Отума, не Миико, и не хотел чувствовать, но не мог остановить это. Все-таки было в Отуме что-то такое, не знаю… особенное и будоражащее. Откуда он вообще взялся? Две недели назад его знать никто не знал в Рарехе, а потом он заявился и занял собой все доступное пространство, как облако ядовитого газа. Наши улицы стали его улицами, где мы должны на все спрашивать у него позволения.

Я осознал, что именно это злит, если не выразиться сильнее, в Отуме – он ведет себя так, словно все вокруг в его собственности. Он решил, что мой Миико принадлежит ему, и теперь это действительно так. И что это за имя – Отум? Никогда не слышал такого прежде.

Кусты вдоль дороги, казалось, таили непонятную угрозу. Ненавижу темноту. Она вызывает ощущение, как когда делаешь что-то не то (дрочишь, например) и вдруг понимаешь, что кто-то смотрит на тебя, и как ни пытаешься внушить себе, что это лишь обман со стороны собственного воображения, не веришь; в то же время, это слишком слабый довод, чтобы бросить свое занятие, не обвинив себя в идиотизме. Такое двойственное чувство – тревоги и одновременно осознания ее абсурдности, потому что причин для нее нет.

Наверное, я просто слишком много думаю о всякой херне. Я домашний мальчик и у меня живое воображение. Вот Миико ерундой не мается – когда папаша тебе периодически вмазывает только на том основании, что он пьяный козел и паршивый псих, становится не до того, чтобы выдумывать себе страхи.

Я посмотрел в сторону Миико, почти полностью заслоненного Отумом. Отум был выше Миико на целую голову. Мне на нос капнул дождь. Небрежно, будто подозрительность всего происходящего меня вовсе не тревожит, я осведомился:

– Куда мы идем?

– Если тебе жутко на улице ночью, малышка, не стоило вылезать из кроватки.

Я оскалился на Отума.

– Не по твоим ли личным причинам мы сваливаем из Рареха именно ночью?

– Допустим, – не особо уклоняясь, ответил Отум.

Миико напряженно молчал. Я подумал: «Не убил ли Отум кого-нибудь?» Этого вполне можно было от него ожидать. Он из тех, кто таскает с собой нож и каждый день надеется, что сегодня тот пригодится.

– Ладно, – пробормотал я, делая вид, что мне совершенно безразлично, что такое натворил Отум, что ему аж приходится бежать из города. – Так куда мы все-таки идем?

– В Торикин, – ответил Отум. Его голос прозвучал так, словно он сдерживает смех, но было слишком темно, чтобы рассмотреть выражение его лица.

Я споткнулся.

– В Торикин? Вы рехнулись? До него топать и топать!

– Мы рехнулись? – усмехнулся Отум. – Да ты вроде пошел с нами, и никто тебя не заставлял. Так что и ты рехнулся тоже.

После его заявления я впал в подавленное молчание. Теперь вся ситуация казалась еще более настораживающей. Во что я ввязался? Лучшее, что я могу сделать, это повернуть назад, бросив Миико Отуму. Миико же сам его выбрал, вот пусть и идет с ним один. Я же во всех смыслах третий лишний, пусть даже Отум и имеет на меня какие-то ему одному известные планы, тревожащие Миико. Зачем я вообще здесь, в окружении этой промозглой темноты, покрытый мурашками от холода? В рюкзаке за спиной болтались бутылка воды, две футболки, трусы, ветровка, джинсы и фонарик, который я не стал доставать сейчас, экономя батарейку. С этим я пойду в Торикин?

В груди возникла и росла паника, стремясь выплеснуться наружу через горло. «Стоп, – шепнуло в моей голове. – Разве не чего-то подобного ты ожидал? Помнишь это предчувствие, что, если Миико уйдет, ты никогда больше его не увидишь? В соседний двор не уходят навсегда, если только соседи не маньяки». Похоже, до этого момента я воспринимал происходящее как игру, что-то несерьезное, вроде «если мы уходим навсегда, это навсегда не продлится больше недели».