Джон Лэнган - Дом окон [litres]

История была удивительной, не в последнюю очередь потому, что я лично знал человека, на котором она основывалась, и человек этот был исключительно мягким и добрым, до такой степени, что невозможно было представить, как он может совершить нечто такое опрометчивое и мелодраматичное, как отказ от своего ребенка. И все же в этом была суть идеи: отец, обнаруживший, что не может видеть призрак убитого сына, от которого он отрекся. Местом действия я выбрал летний домик Боба и Каппы в Уэллфлите, в самой дальней части мыса Кейп-Код. Там же происходило действие и моего первого опубликованного рассказа «На острове Скуа», и меня привлекала идея написать для этого дома новый сюжет. «Кто знает? – подумал я тогда. – Может, это станет началом целой серии рассказов о Доме на Мысе. В него могут приезжать гости и привозить с собой новые истории». Я позаимствовал и переработал первое предложение из «Веселого уголка» в дань признательности своему вдохновителю и начал писать.

На тот момент я очень осторожно вплетал в сюжет мотивы, характерные жанру ужасов. Из-под моего пера уже вышли рассказы о мумиях и живых скелетах. Но теперь мне было интересно, смогу ли я справиться с привидениями. В деревне Нью-Полтц, которая может быть, а может и не быть деревней Гугенот, на улице Гугенотов есть замечательный домик с архитектурой в стиле королевы Анны, который называется Дом Дэйо. Как и все остальные здания по этой улице, этот дом принадлежит местному историческому обществу, которое содержит его в исправности. Я немного изменил его историю – так, чтобы на момент передачи историкам его можно было купить частным лицам, – и у меня появился дом для привидения.

После того как роман «Дом окон» был опубликован, мой друг, писатель Ник Маматас, сказал, что роман хорош, но похож на традиционный первый роман, в который писатели обычно пытаются вписать все, что только возможно. Не скажу, что это несправедливое описание. Как только стало ясно, что я (снова) пишу роман, я смирился с этим. И заявил, что если моей рукописи суждено стать книгой, то за эту книгу я буду стоять горой. Даже если на следующий день после публикации меня собьет автобус – любил я повторять, – я хочу оставить после себя только то, чем буду доволен. По правде говоря, даже если эта история не стала моим первым романом, она все равно осталась такой же насыщенной. Я всегда придерживался принципа Джона Ирвинга: «Чем меньше – тем не лучше, тем меньше. А лучше – больше».

И значительная часть этого больше состояла из того, что мне было интересно. Диккенс, к примеру. Как и в случае с Генри Джеймсом, мое первое знакомство с Диккенсом закончилось не самым лучшим образом: в средней школе я дотянул до последнего и попытался прочитать к тесту «Большие надежды» за пару ночных марафонов. И только после двадцати, когда решил дать Диккенсу (и «Большим надеждам») второй шанс, я смог по достоинству оценить его прозу и стал его преданным поклонником. Как и Джеймс, Диккенс требовал вдумчивого и медленного чтения, но награды за усилия сполна окупали процесс. Оба писателя в своих произведениях создают иллюзию наблюдения за сознанием в процессе понимания – или в попытке понимания – того, что происходит вокруг. Мне это нравилось, и я решил использовать этот прием в моей истории о сверхъестественных событиях. В частности, для того, чтобы показать длительное и непрерывное их проживание. В то же время Диккенс и Джеймс были искусными писателями мелодрамы, которая гармонировала с жанром ужасов. Поразмыслив, я решил, что были и другие способы, которыми я мог воплотить свое увлечение Диккенсом в тексте, но поскольку нарратив, предложенный Бобом и Каппой в Уэллфлите, подразумевал собрание ученых умов, то самым очевидным решением было сделать Роджера Кройдона специализирующимся на Диккенсе профессором университета штата Нью-Йорк в Гугеноте. Это позволило мне представить свою интерпретацию Диккенса в более осознанном виде.

В тексте можно найти аллюзии и на более поздних авторов. Альма-матер Вероники Кройдон, колледж Пенроуз, был отсылкой к прекрасному «Утопающему дереву» Кэрол Гудман. Тетя Элеонор, о которой упоминала бабуля Вероники, отсылает к главной героине виртуозного романа «Призрак дома на холме» Ширли Джексона. История Рудольфа де Кастри и его эссе «Локимантия» были попыткой связать мое повествование с блестящим поздним романом Фрица Лейбера «Богоматерь Тьмы». А весь роман, как одно цельное произведение, несет в себе следы моего глубокого уважения и любви к творчеству Питера Страуба, в особенности к его книгам «История с привидениями» и «Пропавший мальчик, пропавшая девочка». Весной, после того, как роман был напечатан, один из моих современников назвал меня «Страубом из восьмидесятых», что я с радостью воспринял как комплимент.