Аарон Драйз - Падшие мальчики

Эта книга посвящается Энн, Уорвику, Бренту и Кайлу Драйз — моей семье. Спасибо, что вы не похожи на моих героев.

Я также хочу поблагодарить за усилия и поддержку Дзян Вун, Николь Фишер, Джоди Макдональд, Адама Чезаре, Скотта Коула, Патрика Лэйси, Пола Гоблирша и Дона Д’Ауриа.

Вы легенды.

Вечер в штате Вашингтон

28 июля 2007 г.

Освещенный луной дом белел во тьме. Не было ни стрекота сверчков, ни птичьих трелей — лишь зимняя тишина и шелест деревьев вокруг. Стэйси Норман спала, не подозревая о своей роли в Прощении. Она была выбрана потому, что выглядела невинной, и будет страдать за совершенный ею смертный грех доброты. Убийца возник на пороге дома двумя месяцами ранее и спросил, живут ли здесь еще Бенсоны. Стэйси улыбнулась и сказала высокому мужчине с низким голосом: «Нет».

— Не очень-то я вам помогла, да? Удачи.

Закрывая дверь, она заметила на его лице тень улыбки.

Это был первый из трех его визитов. Во время второго он искал лестницы, места, где можно спрятаться, и определял точки обзора, чтобы третий визит прошел легко и гладко.

Сквозняк, проникший в дом через открытое окно, едва ли был связан с прибытием ночных гостей. Убийцы воспользовались запасным ключом, спрятанным под ковриком. Они узнали о нем, благодаря второму визиту.

Стэйси будет страдать из-за доброты, но умрет из-за доверчивости.

Раздался легкий перезвон подвешенных над кухонной плитой ковшиков.

Это был маленький съемный дом на окраине Престона, со стенами из красного кирпича и крышей, планки которой дрожали, когда налетал ветер. Дорога до места работы — в архитектурной фирме Сиэтла — была долгой, но оно того стоило. В Престоне Стэйси нашла уединение и тишину, и этого было более чем достаточно, чтобы она чувствовала себя уютно.

Когда-то Стэйси боялась жить одна, но не теперь. С каждым годом жизнь в уединении нравилась ей все больше: одиночество почти не беспокоило. Она не владела маленьким домиком из кирпича, но не тревожилась по этому поводу. Съемное жилье учит терпению, мотивирует работать усерднее. Однажды она поселится в доме, который спроектирует и купит сама, и будет им гордиться. Он тоже примостится среди деревьев на окраине города, в коконе тишины, — все так, как ей нравится.

В гостиной тикали часы. Фотографии родных, оставшихся в Мэне, висели на своих местах — лица в плену тонких стекол. Потрепанная книжка «Даже девушки-ковбои иногда грустят» покоилась на подлокотнике кресла. До финала осталось пятьдесят страниц. На столе в кабинете лежал дневник, заложенный орлиным пером. Его подарил Стэйси отец, незадолго до того, как она отправилась на учебу в Сиэтл шесть лет назад.

«Дэнни остался у меня прошлой ночью, — начиналась одна из записей. — Сначала я не хотела, но поддалась. Не ему, себе. Знаю, звучит глупо. Я просто жаждала его. Не могу подобрать другого слова. Я не оправдываюсь: все прошло замечательно, хотя он был грубее, чем мне хотелось бы. Утром сделал кофе. Думаю, я начинаю в него влюбляться. Не знаю, нужно ли мне это сейчас».

Стэйси Норман, хорошенькая девушка-архитектор, мысленно гулявшая по чужим домам, больше не боявшаяся темноты. Стэйси, которая понимала, что времени мало, но жизнь длинна, что любовь хороша, а страсть опасна. Стэйси Норман спала, зная, что завтра жизнь будет такой же суровой и одинокой. Но она могла с ней справиться.

Двое мужчин ждали у нее под кроватью.

Они знали, когда Стэйси вернется с работы, знали, когда спрятаться.

Едва дыхание девушки замедлилось и она уснула, они выбрались из укрытия, выдавая себя лишь тихим сопением. Сердца мужчин колотились от предвкушения и — немного — от страха. Стэйси станет их первой жертвой.

Они не оставили никаких улик: ни отпечатков пальцев, ни волос на полу. Только глубокие, медленно исчезающие следы на ковре. Пришлось быть очень, очень осторожными.

От них исходил запах застарелого пота. Обоим хотелось в туалет. Их дыхание нарушало покой темноты.

Мужчина, который постучал в дверь Стэйси и спросил о Бенсонах, был худым — жилистым, но сильным. Его товарищ, напротив, невысоким и квадратным, настолько толстым, что залезть под кровать ему было невероятно трудно, но в конце концов ему все же удалось это сделать. Высокий распрямился — развернулся, как гигантская сороконожка, — неправдоподобно огромный под низким потолком, шагнул вперед, медленно и осторожно, и поморщился, когда хрустнула его коленная чашечка. Тишина разлетелась вдребезги.