Виталий Ячмень: Прекрасный закат (СИ)

Через какое-то время я смог, наконец, подняться и взял её за руку. Она была холодной. Не знаю, так ли быстро холодеют умершие люди, или свою роль сыграла погода, но я именно в этот момент окончательно понял, что счастью в моей жизни пришёл конец. Я вытер глаза и посмотрел на неё уже другим взглядом. Теперь она не улыбалась. На её лице были следы крови, которая так же виднелась на её волосах. Одежда была грязная, так как местами хватало грязного снега и песка от местных дворников. Её правая рука была выгнута в локте в обратную сторону и пыльцы счёсаны в кровь. Я стоял и смотрел на неё. Моя рука теперь тоже была в крови, в крови моего родного человека. В крови, которую когда-то подарил ей я вместе с подаренной ей жизнью…

Я повернулся назад и посмотрел на улицу. Врачи с полицией так и стояли рядом и, почему-то, даже не смели меня потревожить. Возможно, свою роль сыграл привезённый со мною нож. Когда они увидели, что я смотрю на них и чего-то жду, один из них сказал:

– Мы ничего не могли уже сделать. Когда мы приехали, они обе были уже мертвы.

– По словам очевидцев, – сказал стоявший рядом с ним полицейский, и его голос мне показался знакомым, – машина пролетела на такой скорости, что шансов у них не было. Как говорят врачи, они умерли мгновенно, ещё в полёте. Извините, может это звучит грубо.

Я посмотрел на него и подумал, что, похоже не зря их ввели вместо вечно циничных ментов. Теперь они говорят учтиво, да что толку в этом? Моя рука всё равно была в крови моей дочери, а где моя жена, я так ещё и не узнал. Как будто прочитав мои мысли, отозвался говоривший ранее врач:

– Вашу жену увезли десятью минутами ранее. Она будет доставлена в морг, куда будет увезена и ваша дочь. Доступ к телам вам предоставят. А пока извините, – сказав это, он строго посмотрел на меня, – у нас работа. Покиньте, пожалуйста, машину.

Я посмотрел ещё раз на свою дочь и пошёл к выходу из. В голову пришла мысль о том, как легко мы из человека становимся просто «телом», к которому могут предоставить доступ. Уже самим этим медицина ставит черту между тобой живым и тобой мёртвым.

Полицейские стояли и смотрели на меня, как будто чего-то ждали. Я посмотрел на них, но так и не понял причину их ожидания. Они молчали, я тоже молчал. И тут я заметил, что один из них смотрит куда-то назад и что-то говорит шёпотом своему коллеге. Проследив за его взглядом я всё понял, а через секунду и услышал слова простых зевак:

– Да он же пьян. Посмотрите на него, а запах какой! Сколько же он выпил?

Я почувствовал его запах, как охотник чует запах добычи. Этот запах прорывался через всё, что пыталось его замаскировать. Я чувствовал, как пахнет его одеколон, я чувствовал, как пахнет его алкоголь, я чувствовал, как пахнет его кровь. Но что меня поразило больше всего (даже больше того, что я смог различать эти запахи), так это то, что я не чувствовал ни капли страха, который должен был исходить от него. Когда я его увидел после своего приезда сюда, я не сразу обратил на это внимание, но сейчас я всё понял. В стороне валялся его Кайен, а сам он был одет в вещи, которые по цене были явно не намного дешевле самой машины. На вид ему было лет двадцать пять, и он шёл и смеялся. Вы понимаете это? Он смеялся! Моя жена была сейчас по дороге в морг, моя дочь лежала в машине, накрытая простынёй, а он идёт и смеётся! Почему он не стал «телом» с возможностью предоставления доступа, а теперь просто идёт и смеётся, распространяя повсюду ароматы дорогого парфюма и выпивки? Может такие люди заранее заключают договор с Дьяволом и теперь им всё равно?

Не найдя ответы на эти вопросы я резко дёрнулся к нему. В мою руку впились пальцы, которые резко отдёрнули меня назад.

– Мужик, стой. Не надо, – всё тот же полицейский, что и в самом начале, держал меня за руку, – он ответит за всё. Да он мажор, но тут столько свидетелей, ему не отвертеться. Тем более он пьян, что никак не скрыть и экспертиза подтвердит это. Не усложняй себе жизнь.

Я посмотрел на него и понял правоту его слов. Если меня посадят за попытку причинить ему вред, что толку с этого? Я тогда могу даже не попасть на похороны своих родных. Но какая же тогда мне цена, если я ничего не сделаю? Я стоял и смотрел на полицейского, а он смотрел на меня.

– Не надо, друг. Я прошу тебя, подумай. – Его слова стучали в висках и давили мне на мозги. Я сдерживал себя, но мне было трудно. И стыдно. Я всё думал о том, что они превратились просто в «тела», а он идёт и ухмыляется, что-то смеясь, говорит ведущим его полицейским. Его садят в машину, а он просто ржёт. Машина с ним отъезжает, а у меня перед глазами стоит его лицо, на котором нарисована самодовольная ухмылка.