Максим Кич - Большой дом [СИ]

В руке у мамы дрожало насаженное на берцовую кость, отточенное до бритвенной остроты навершие флагштока. Багряные волны струились по клинку.

В глазах мамы плескался балтийский холод.

Осознание неизбежного замерло на половине дороги. Мама спешилась и медленно пошла навстречу Председателю. Она удерживала дядю Фёдора в уголке взгляда, но прекрасно понимала: стоит ей повернуться — и следующий удар придётся ей в спину.

— У тебя последний шанс был уйти отсюда живым, — покачала она головой.

Папа дослал в ствол винтовки следующий патрон.

— Из свинцового саркофага Чернобыльского капища отлиты эти пули, — пробормотал он, скорее самому себе, чем стороннему слушателю.

Он тоже прекрасно видел, что произошло. И тоже прекрасно понимал, что они живы только пока следят за мельчайшими движениями Председателя.

— Я помню тебя, — пророкотало сплетение чёрных протуберанцев, — ты, глупая женщина, сомневалась в возможности использовать предвечные силы во благо человечества. Смотри, вот оно, неопровержимое доказательство моей правоты.

— Кладбище? — мама безучастно подняла бровь.

Клинок в её руке описал полукруг, когда она сменила хват.

Водянистая фигура метнулась ей навстречу. Мама, не спуская глаз с Председателя, сменила ногу и, коротким ударом наискось, располовинила нападавшего. Папа выстрелил, превращая в смолистые лужицы и кучки костей ещё несколько полупрозрачных силуэтов. Дымящаяся гильза, попавшая во власть сломанного времени, медленно вращаясь, опускалась на землю. Лязгнул затвор.

— Мне всё равно, что ты себе придумал, — мама стряхнула чёрные брызги со своего оружия, — но ты тронул моего сына. И я тебя зарою прямо здесь.

Председатель промолчал.

Его протуберанцы пришли в движение, поднимаясь над землёй, приходя в движение по новым орбитам. Теперь они напоминали странную бабочку с округлыми крыльями.

Чёрное Солнце распалось на несколько вложенных колец, каждое из которых обращалось вокруг собственной оси. В самом центре его находилось нечто такое, чего там быть не могло по всем законам перспективы.

Тонкая пылающая нить соединила бабочку и центр Чёрного Солнца.

Оставшиеся внизу смолистые щупальца подняли дядю Фёдора вверх, с широко разведенными руками. Голова его и ладони безвольно висели, покачиваясь в такт движению.

Мама остановилась. Ближайшая цель находилась в нескольких метрах над ней. Казалось, она могла подпрыгнуть, и её холодная ненависть вознесла бы её, но она оставалась на земле, безнадёжно далёкая и от своего противника, и от того, за кем она пришла.

Вращающиеся в небе кольца ощетинились хлёсткими отростками. Кольца расходились друг от друга и пропасть между ними, противная всем законам природы, всё увеличивалась.

Папа разряжал патрон за патроном в беснующуюся над ним фантасмагорию, но пули не производили на неё ни малейшего воздействия.

Они не сразу заметили, что подле распластанного в воздухе дяди Фёдора появился ещё одна человекоподобная фигура.

Лица его сменялись одно за другим. В правой руке его была распахнутая книга, страницы которой непрерывно перелистывались.

— Я пришёл сдержать своё слово, — промолвил он.

Чёрная бабочка разомкнула свои крылья, превратила их в мириады остриёв, направленных в грудь человека с книгой.

Острия ударили и сломались, брызнули графитовыми осколками.

— Я дал слово, и сдержу его, — повторил человек с книгой, — плата была принята и пришло время вернуть обещанное. Я говорю тебе, горделивый, мы рассмотрели тебя, взвесили и признали твои помыслы лёгкими. Ты жертвовал чужим ради собственной гордыни. Смотри же на тех, кто пожертвовал большим, смотри на тех, кто пришёл пожертвовать всем оставшимся. Смотри, ибо это последнее, что ты видишь.

Бабочка расплескалась, свилась, принимая новую форму. Три шипастых челюсти росли теперь из земли, силясь поглотить человека с книгой. Щупальца, поддерживающие дядю Фёдора, исчезли. Тело мальчика начало своё падение на землю. Но мглистый журавль возник из ниоткуда и подхватил его на лету. Птица осторожно опустила дядю Фёдора на землю и взмыла, выцеливая уязвимые места Председателя.

— Я пришёл сдержать своё слово, — хрипло возвестил журавль, — Ты, попирающий, был предначертан закланию. Ты, возжелавший спасать всех без различия ценою невинных, возжелавший власти ради власти, осквернивший упокоенных, нарушивший границы, поправший небеса — нет тебе спасения. Смотри на тех, кто отдал самое святое, чем они владели. Смотри, ибо скоро сомкнутся твои глаза.