Стефан Грабинский - Рассказы

Umbra, l’ombre [22] L'ombre — тень (фр.). , l’ombra [23] L'ombra — тень (итал.). — слова печальные, как и все, что уходит и разносится вдаль…

Тени покойных — странное выражение, словно длинные, волокущиеся саваны, легкие, боязливые привидения.

Бесплотность тени, ее ирреальная ничтожность и элемент безграничной необычайности кажутся источником особой ипостаси: символического сопоставления души, духа и покойных с тенью.

Тень — это наивная проекция нашей личности на чувственном экране земли. Она всегда индивидуализирована и проявляется только тогда, когда она обособлена, поэтому и нуждается в свете, без которого не может расставить своих тайных сетей. Она служит противоположностью полной тьме, ведь та дурна и безнравственна.

Отсюда и странная боязнь собственной тени; она может проявить и иногда выдать то, чего и сам от себя не ожидаешь. Двойники вообще — явление неприятное.

Разве не удивительно то, что тень всегда вырисовывает лишь профиль? Это означает только то, что она наиболее выразительно подчеркивает черты принципиальные, характерные; остальное же ее не касается, она отвергает его, как вещь, вводящую в заблуждение менее опытного наблюдателя. Чаще всего, в профиль люди выглядят совершенно иначе, нежели анфас, и — точнее, правдоподобнее. Анфас выражение лица распадается на обе его половины и размывается, слабеет. И тень зачастую бывает гениальным карикатуристом.

Отсюда и непроизвольный страх, который она вызывает. Никто не любит, когда за ним следят.

Тень является как бы душой всех вещей, проекцией их глубокой внутренней сути, проявлением скрытых значений.

Поэтому она темна и мрачна, как и всякая бездна — и принадлежит к категории явлений дионисийских [24] Аполлоновское и дионисийское — философско-эстетические понятия, использованные немецким философом Ф. В. Шеллингом для описания формы и порядка как олицетворения сущности бога Аполлона, в отличие от разрушающих все формы творческих порывов бога Диониса. ; ей близко страдание. Под сенью ее угрюмых крыльев столетьями скорбит дивный Люцифер, от собственного поражения мучится несчастный Марс. Бесы охотно ютятся в тенистых, укромных местах.

Тень — это общий уровень, на котором мир живых соприкасается с так называемым миром мертвых: все сущее имеет свою тень. Ее характерная черта, планиметричность [25] Планиметрия (от лат. planum — «плоскость» и греч. μετρεω — «измеряю») — раздел евклидовой геометрии, изучающий двумерные (одноплоскостные) фигуры. , устранила манящую перспективу и все отразила на одну плоскость, совершая невероятное уравнивание всех вещей, которые она представляет в кривых и прямых линиях.

И, что замечательно, так это то, что она украдкой проявляет все то, что тайно и неведомо, потому-то она и приходится врагом солнечному дню и дневным правилам. Самая контрастная тень наблюдается в полдень. Когда солнце бьет в землю самым жгучим ударом, так что все вокруг раскалено добела, светло, как правда, и, кажется, без тени сомнения — тогда она набрасывает самые мглистые экраны — предостерегая от мнимости луча Аполлона. Она — темный упрек, поднимающийся из глубин души, во время золотистого, омытого струями вина, пиршества. Memento mei! [26] Memento mei! — помни меня, вспомни обо мне (лат.). …

Призрачные мысли окутывали меня все более плотными сонмищами так, что убаюканный их ярким свечением, я уснул. Спал я долго. Когда, проснувшись от грохота случайно проезжавшей телеги, я открыл отяжелевшие веки, то солнце уже склонялось к западу. Я оделся и вышел в город. Картина минувшей ночи не давала мне покоя, занимая все мое раздраженное внимание. Я чувствовал, что для того, чтобы работать дальше в избранном направлении, я должен разрешить эту проблему, которая, надвигаясь из-за горизонта тревожной тучей, настойчиво требовала заняться ей вплотную.

Следовало начать с обитателя прилегающего к лесу домика. Тогда я употребил все свое красноречие и вскоре узнал, что там живет старый лесник, некий Жрэнцкий. В округе он слыл за чудака. Много лет тому назад он был принят на службу в леса графа С. и выполнял свои обязанности добросовестно и безупречно. Граф не мог им нарадоваться и, хотя Жрэнцкий был уже человеком пожилым и изможденным якобы бурной молодостью, не хотел менять его.

Однако угрюмый старик сторонился людей. Избегал всяческих шумных собраний, бежал, как от чумы, от городского шума и с большим нежеланием, лишь благодаря настоятельным требованиям графа С., устраивал придворные охоты. Очень редко его можно было встретить в людных местах во время провинциальных ярмарок. Он укрывался целыми днями в пущах, которые знал как свои пять пальцев или, когда пора освобождала его от странствия по лесам, проводил время дома. У себя он не принимал никого, сам же редко, лишь в воскресенье, после полудня, заглядывал в одну не очень часто посещаемую корчму, когда из-за нехватки подходивших к концу зарядов, спешил в город для пополнения их запаса.