Тори Ру - Ноль [litres]

На глазах выступают слезы, скулы сводит, скользкий ком давит на горло.

Картинка обманчива: этот городок тесен и мал, у тех, кто здесь живет, нет будущего.

Взбираюсь на спинку одинокой скамейки и натягиваю капюшон; желудок немеет от голода: я давно не ела, но бабушка больше не беспокоится обо мне и не звонит. Такая Соня ей не нужна.

Мозг, не желая смириться, снова строит планы – один безумнее другого. Кажется, теперь я понимаю Воробья…

Нужно что-то делать, нужно бороться с прогнившей системой и не сдаваться, пока все эти люди не прозреют, не попросят прощения у Егора и не улыбнутся ему!

Но он не хотел этого.

Господи, как же он был прав!..

Зло, укоренившееся в умах, уже не вытравить ничем – мы попытались, и нас почти уничтожили. Нас раздавят, если мы решим продолжать.

Егор стер себя из моей жизни, больше нас ничто не связывает.

Теперь я могу покинуть городок, его же ждут исключение из школы, новая волна травли и суд.

И я уеду. Но уеду лишь тогда, когда отсюда вырвется Егор…

А он сделает это.

Даже если Саша не заберет заявление и суд состоится, даже если ветхий дом сровняют с землей, даже если не будет надежды – он выберется. Я знаю его и верю в него.

Мы могли бы продолжать терпеть: Егор не ввязался бы из-за меня в драку и не вызвал бы новую волну всеобщей ненависти к себе, а я, скрывая свою причастность, не выступила бы в его защиту на школьном стихийном митинге, но чем тогда мы отличались бы от остальных?!

Возможно, когда-нибудь он захочет вновь появиться в моей жизни и разделить со мной страхи, горе и радости, и мы, смеясь, пробежимся по темному парку, помечтаем на моей «Луне», глядя в грозные загадочные небеса, забудемся в странном танце в толпе яркой счастливой молодежи и, глядя другу в глаза, провалимся в любовь, растворимся в ней, держась за руки… Но даже если этого не случится, он останется в моем сердце самым ярким, самым живым, самым болезненным воспоминанием, раной, которая никогда не превратится в шрам, далекой мечтой… И примером, какими могут и должны быть люди. Люди, которые хотели, но не смогли убить в нас душу.

Над головой взрывается салют – его искры, преломляясь в потоках моих слез, летят вниз и гаснут. Испуганные птицы мечутся в дыму и исчезают в кронах деревьев за железной дорогой; следом за первым гремит второй залп…

Жители городка стоят неподвижно, устремив лица вверх в ожидании чуда.

Лишь одинокая черная тень скользит от площади прочь – мои глаза реагируют на движение, и я замираю. Егор спокойно и уверенно идет сквозь толпу – черное пальто нараспашку, руки в карманах, в ухе загадочно сверкает серьга.

Перед ним все в ужасе расступаются: преградившего было путь агрессивного алкоголика он сметает плечом, полоумную женщину, что-то выкрикнувшую ему в лицо, обходит, обдав ледяным спокойствием.

В душе взвиваются тоска, радость и ужас, в надежде ухватить его за «руку смерти», не раз спасавшую меня, я спрыгиваю с нашей скамейки и шагаю навстречу. По этой руке я однажды ударила в сквере на Заводской, не подозревая, насколько сильно буду нуждаться в ней…

Но, обжигая чернотой, Егор демонстративно проходит мимо, и земля уплывает из-под ног: он не дрогнул, изобразив из себя постороннего.

Я знаю: мы оба не можем дышать от чувства вины и мучительных мыслей о том, что сломали жизни друг другу. Но он изменил меня, а я изменила его. Навсегда.

Утираю слезы, поправляю рюкзак и, сорвавшись с места, изо всех сил бегу вслед за Егором – туда, где тротуар спускается к кромке водоема, скрытой от площади бетонной стеной.

Тень, падающая от стены, отсекает от желтого света фонарей часть набережной, погрузив ее в непроглядный мрак. В кромешной тьме, где шуршат ветви верб, после щелчка зажигалки и короткого всполоха загорается оранжевый огонек.

Подхожу к Егору, моргаю ослепшими глазами и жду – я не вижу его лица, но он так близко, что, если бы не эхо музыки с площади и вопли пьяной компании с освещенной части берега, я бы услышала его дыхание…

Внезапно теплые руки смыкаются на талии, сердце взрывается, ноги слабеют – он обнимает меня, упирается подбородком в мою макушку, и я дрожу, уткнувшись в его плечо.

– Что с тобой будет?.. – всхлипываю, нарушая молчание. – Уже знаешь?

– Всеобщие любовь и обожание… – усмехаясь, отзывается Егор. – Что же еще?..

– Что ты будешь делать? – Я снова даю волю слезам. – Скажи, что делать мне? Я не знаю, как жить дальше!

Помедлив, он отвечает: