Меган Миранда - Девушка, которая ушла под лед [litres]

Я пропустила мимо ушей его язвительный вопрос.

– И про собаку, которая находит раковых больных.

– У человека далеко не такое тонкое обоняние.

У обычного человека – нет. Но есть же люди, которые выходят за границы нормы. – Аномалии. – Есть люди, чей мозг путает чувства, видит звуки, осязает запахи. Может, у нас после состояния комы…

Трой сжал кулаки, на лицо легла злость. Потом кулаки разжались, лицо снова стало обычным, дружелюбным.

– …после состояния комы что-то в организме восстановилось неправильно.

Он смотрел на меня исподлобья. Темная челка почти закрывала глаза.

– Вообще ничего не должно было восстановиться.

– Но восстановилось же.

– А не должно было! Разве ты не понимаешь? Мы должны были умереть. Я должен был умереть. Я хотел умереть. И это… Это вот… – Он обхватил себя руками, будто пытался таким образом объять всю Вселенную. – Это наказание!

– За что?

– За то, что я не удержал чертову машину на дороге. – Внутри у меня все сжалось. Об этом не писали в статье. – За аварию. За убийство всей своей семьи. За то, что я не сумел им помочь. И Бог не позволил мне умереть. А теперь скажи мне, что сделала ты? Почему тебе не позволили умереть?

Мне не позволил умереть Деккер, только не из ненависти. Но Трою я не стала этого говорить. Пусть упивается своим горем. Это все, что ему осталось от родных.

Он закрыл лицо руками, покачал головой:

– Прости, прости меня. Я не должен был говорить этого. Но тебе будет легче теперь, когда ты знаешь правду и не нужно самой до нее докапываться.

– Трой…

– Что?

– Ты работаешь в этом месте, с больными стариками. Ты хороший человек, ты знаешь?

– Не такой и хороший. Всего лишь пытаюсь выкупить себе право выбраться из ада.

– Ты хороший человек.

Он убрал у меня с лица прядь волос, заправил ее мне за ухо. Но руку не убрал: пальцы в волосах, большой палец касается подбородка. Его голубые глаза – почти синие в тусклом свете. Распахнулась дверь. Я зажмурилась от ярко-белого света флуоресцентных ламп. Тощая женщина с жиденькими засаленными волосами застыла у стены перед входом, переплетя руки на груди.

– Тереза надерет тебе задницу, если застукает, – сказала она, затем достала с верхней полки коробку одноразовых шприцев и вышла, будто нас больше не существовало.

Трой отошел от меня:

– У меня сейчас перерыв. Перекусим?

Я кивнула. Что угодно, лишь бы выбраться из этой кладовки, где все стало таким серьезным, таким наэлектризованным. Я ведь не хотела, чтобы он убирал руку, но и не хотела, чтобы он продолжал.

Мы шли по улице в сторону, противоположную притяжению. Владелец пиццерии даже не пытался стилизовать заведение под итальянское кафе. Никаких клетчатых скатертей – столы с кое-где облезшей пленкой на металлических ножках вместо деревянных. Никаких абажуров с приглушенным светом прямо надо столиками, как показывали в кино, – флуоресцентные светильники, встроенные в потолок. Даже официантов здесь не было. Повар, на котором все итальянское в пиццерии заканчивалось, выкрикивал номера готовых заказов прямо с кухни, и тогда можно было подходить забирать их.

Но это никого не смущало. Пиццерия «У Джонни» оставалась единственным заведением, где можно было съесть пиццу, находилась она через дорогу от кинотеатра, а цены устраивали подростков. Поэтому народу здесь всегда было битком.

Об этом нужно было подумать, прежде чем соглашаться на перекус с Троем. Мы входили – над головой звякнула подвеска с колокольчиками, а мои друзья выходили. Джастин посмотрел на меня прищурившись. Кевин потрепал меня по и без того уже растрепанным волосам. А следом показались Деккер и Тара. Тара даже не удостоила меня взглядом и продефилировала мимо, а Деккер остановился.

– Привет, – сказал он.

Трой стоял у меня за спиной, но, кажется, Деккер его еще не заметил.

– Привет.

Жалкая сцена.

– У меня есть для тебя подарок на Рождество.

– Ой, и у меня. Ну, то есть на Хануку. Но, кажется, я пропустила день.

Деккер ухмыльнулся.

– Ты всегда его пропускаешь. Ладно, что, если я завтра в обед зайду?

Я кивнула. И в этот момент Тара, кажется, сообразила, что Деккер больше не следует за ней. Она развернулась, подошла, взяла его под руку.

– Идем, а то опоздаем в кино, – сказала она, глядя мне в глаза.

Я постаралась не выдать, что на меня накатила тошнота.

Подошел Трой и обнял меня – положил ладонь прямо на бедро. При других обстоятельствах я бы сочла это слишком интимным жестом, но сейчас он был в самый раз. Я прижалась к нему.