Маргарита Малинина - Шепоты старой усадьбы

— Поэтому ты такая пай-девочка, это сразу видно.

— Нет. Я не была такой. Сестра — да, она тихая и во всем слушалась отца. А я… Вы поймите, он настолько настращал меня рассказами о геенне огненной, заставлял любить Иисуса, следил за каждым действием, за каждым словом… — Я покачала головой, вспоминая. — Это было чересчур. И это, напротив, меня оттолкнуло. Сестра поддалась христианско-патриархатной пропаганде, а я нет. Я была, что называется, оторвой. И только когда отец тяжело заболел, я поняла, что ближе семьи ничего нет и быть не может.

— Хорошо, при чем здесь шкатулка?

— Мой прадед вел все службы с крупным серебряным крестом. Легенда гласит, что его презентовал сам Сергей Голицын. И когда он собирался бежать за границу, он звал отца Арсения и его семью с собой, они были дружны. Но тот отказался. Он не мог оставить родину, его моральные принципы не позволяли решать проблемы бегством.

— И глянь, чем это для него обернулось, — досадливо крякнул Смирнов. — Глупости все это про родину. Если есть шанс эмигрировать в условиях тотальных репрессий, нужно им пользоваться. Он был в ответе не только за себя, но и за свою семью. Глядишь, ты б американкой была. Иль англичанкой.

— Если бы да кабы… Он поступил так, как считал нужным, но в последний день он вернул Голицыну подаренный им крест с цепочкой. Здесь бы все равно отобрали. Он хотел, чтобы, когда времена переменятся, князь вернулся, отыскал потомков и отдал им семейную реликвию. И вот отец горел этой идеей, искал крест и мечтал вести с ним службы.

— Я не понял, — произнес Толя, — а почему Голицын так и не вывез брюлики?

— Возможно, неприятности случились раньше, чем он рассчитывал, он спасался бегством и просто не успел залезть в тайник. Возможно, тяжело было переправить все это добро в те годы, и он надеялся, что вскоре времена наладятся, и он сможет вернуться в Россию. Так или иначе, но этот крест остался здесь, в Дубровицах, вместе с остальными драгоценностями.

— Ты уверена, что в Дубровицах? — неожиданно заспорил Смирнов. Затем хлопнул себя по лбу. — Ах, ну да, все остальные усадьбы, которыми владел Голицын, ты уже шмонала…

— Нет! Это была не я.

— Да-да. И Кузьминки не ты, и Люблино не ты…

— Не я, клянусь! Ой… — ударила я себя по губам. — «Не клянитесь ни небом, ни землей…»

— Стоп! — прервал меня Андрей. — Хватит нам воскресных уроков. Хотя мне уже интересно становится. Как-нибудь почитаю я вашу Библию, если времечко найдется.

— Еще раз повторяю, прадед жил в Дубровицах, и я начала поиски отсюда. Не надо теперь все нераскрытые дела на меня вешать.

— Да-да, — закивал Толик, — с ментами поаккуратнее на этот счет… И все равно я понял не до конца. Ты же умудрилась выдать себя за совершенно другого человека! Как тебе это удалось?

Я вздохнула и отпила горячей воды.

— Аня — моя подруга. И она очень занятой человек. Разумеется, ей есть чем заняться, кроме как ездить по усадьбам ловить призраков. Это совершенно не входит в ее компетенцию. Когда я услышала ее жалобу после звонка с этим странным предложением, я попросила ее сказать своей тете, что она согласна. Она как раз собиралась в отпуск. Так что пока Анька на югах, я здесь, от ее имени. Пару часов предварительно поизучала информацию в интернете о церкви и дворце, и вот я уже спец. Да, мы обманули Галину Викторовну и Анькину тетю. Но я это сделала только ради отца.

— Ну что ж, нужные тебе драгоценности, я полагаю, ты нашла, так что станешь теперь папиной любимицей.

Глаза заслезились от Толиных слов, я не смогла ему ответить, только лишь спрятала лицо в ладони.

— Что? — Смирнов и Ткаченко спросили в унисон.

— Уже не стану, — произнесла тихо. — Папа умер.

— Ну еж твою за ногу! — на непонятном языке выразил свои соболезнования Андрей, а Толик, слава богу, их выразил по-русски.

— Спасибо.

— Так для чего ты тогда затеяла это все, дуреха? — накинулся на меня майор, но как-то по-доброму, не обидно. — Что ты теперь с крестом делать намерена? Сама службы вести будешь? А что, я слышал, начали бабы уже священнослужителями работать. Будешь матушка… Как там тебя?

— Алена.

— Вот, будешь сама в роли матушки Алены службы проводить для продвинутой паствы?

Я отпустила голову, будто стыдясь того, что хотела произнести:

— В могилу к нему закопаю. Я слово дала.

— Мертвому? — приподнял бровь Толик. Вообще вся его мимика говорила о том, что он считал несусветной глупостью делать то, что делала я, имея те мотивы, что имела я. Ну и пускай. Никому не навязываю свое мировоззрение.