Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

Мама позвала нас с Зарифой ужинать, но я взял тарелку с едой и вернулся к себе, чтобы покормить крысиного короля. И в тот момент, когда я проходил дверной проём – место, обладающее мистической силой, в частности заставляющее человека, вышедшего из комнаты, забыть, зачем он вышел, – музыка, явившаяся мне во сне, вспомнилась. Отложив свою бадымджан долмасы [25] Бадымджан долмасы – долма из баклажанов ( азерб. ). , я быстро записал ноты, чтобы больше никогда их не забыть.

Мика и владельцы клуба Energetica пришли к соглашению, и теперь местечковой метал-группе Death and Resurrection предстояло выступить там, куда прежде нас в наших дешёвых лохмотьях не пустили бы даже в качестве посетителей. Группа решила собраться где-нибудь и отметить это событие. Обо мне вспомнили в последний момент. Я уже расслабился после плотной трапезы, предвкушая сны, когда позвонил Джонни и испуганно сообщил мне, что в девять часов они встречаются в одном из винных ресторанчиков.

– Давно вы договорились? Почему я узнаю об этом только сейчас?

Джонни залопотал что-то на своём матерном, напомнив мне младенца, говорящего на исключительно ему одному понятном языке, из чего я заключил, что обо мне вспомнили только в последний момент. Негодование моё было столь велико, что я чуть было не послал Джонни подальше, тем более что я не очень-то люблю вино, однако это означало бы моё окончательное падение в пропасть забвения.

Нарочно слегка опоздав, я появился, когда все они уже были там – сидели в глубине зала, тускло освещённые призрачными лампами и одинокой свечой, стоявшей в центре круглого стола, словно собравшиеся проводили спиритический сеанс, на который они вызвали… меня? Не обошлось, конечно, и без Ниязи – его я увидел первым, испытав странное удовлетворение вперемешку с раздражением. Он развалился на стуле рядом с Сайкой, но с моим появлением любезно уступил мне своё нагретое место.

– Ты тоже пришёл? – спросил Эмиль с искренним удивлением. Тут я окончательно вышел из себя.

– Если ты не забыл, я всё ещё основатель этой группы. И без меня вам просто нечего будет играть и петь. Группа – это я.

Мои люди смущённо молчали. Я обвёл их по кругу эффектным свирепым взглядом и увидел загадочную довольную улыбку на почему-то обкусанных до крови губах Ниязи. Напряжение снял официант, который поднёс мне меню и винную карту. Я спрятался за перечнем блюд. Мне пришлось перечитать его несколько раз, прежде чем до меня начал доходить смысл написанного. Взяв себя в руки, я заказал какое-то испанское красное вино и сырную тарелку, самое дешёвое, что было в меню. Интересно, что там набрала Сайка. Все эти светские посиделки в кафе и ресторанах начали меня утомлять с силой, обратно пропорциональной количеству оставшихся у меня денег.

С появлением на столе вина натянутые между мной и группой струны ослабли, мы разговорились, обсуждая предстоящее выступление.

– Может быть, мне всё же выступить, – предложил я. – Скажем, в маске. – С лица Тарлана медленно, как кусок подтаявшего мороженого с края вафельного стаканчика, сползла улыбка: если бы играл я, то ему в «Энергетике» делать было бы нечего.

– Это исключено, – авторитетно заявил Ниязи и цапнул с моей тарелки самый аппетитный кусок сыра, на который я только положил глаз.

– Теперь ты решаешь, что мне делать?

– Но я люблю тебя! – воскликнул Ниязи, а я позорно поперхнулся вином. – И хочу как лучше.

– Ты не мог бы любить меня чуть менее интенсивно? Я уже достаточно пострадал от любви. Люби Джонни. Его вообще вот никто не любит.

– Спасибо, п…юк!

– Допустим, я не буду играть. Выходит, я и на концерт не попаду?

– Это ещё почему? – изумился Ниязи. – Придёшь вместе со всеми. Я там тоже буду.

«Кто бы сомневался», – подумал я.

– То есть нас войдёт шестеро, а на сцену выйдет пятеро?

– Так точно. Если возникнут проблемы, я их решу, директор клуба – мой хороший друг, – безмятежно добавил Ниязи и начал насвистывать какую-то мелодию. Через пару секунд ко мне пришло ужасное осознание, что это – та самая мелодия, которую я перед ужином записал на клочке бумаги, оставленном дома на письменном столе.

С трудом проглотив без эксцессов вино, которое у меня в этот момент находилось во рту, я спросил:

– Что это за мелодия? Ниязи?!

Он посмотрел на меня наивными распахнутыми глазами (такими же наивными, как у кошки, которая сделала тебе гадость, точно зная, что этого делать ни в коем случае нельзя, и теперь словно говорит: «Ну давай. Накажи меня, если сможешь»).