Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

Но я никогда не знала никого, кто бы умер, если не считать бабушки. Возможно, если бы не тот мотылек или не парень, которого я нашла в лесу, мне было бы спокойнее. И не трещали бы у меня сейчас мысли в голове, как кузнечики в высокой прибрежной траве в осеннюю лунную ночь. Возможно.

Но мои мысли не успокаиваются, грохочут, носятся по кругу. «Знал ли Оливер, что случилось с тем парнем? Был ли он там, когда это произошло? Помнит ли об этом?»

Проходит час. Снег все сильнее бьет в стекло, начинается буря, катится на нас вниз по горным склонам. Фин дергает лапами, скребет когтями по деревянным половицам – ловит во сне кролика или мышь.

Я заставляю себя опустить веки. Молю сон прийти ко мне.

Но вместо этого смотрю в потолок.

Смотрю, пока ночь за окном не становится непроглядной, пока не вскипают в голове беспокойные мысли, и тогда я слышу стук.

Тук-тук-тук по стеклу, тук-тук-тук.

Снаружи кто-то есть.

– Что это? – бормочет Сюзи, не разлепляя глаз. Она говорит, продолжая оставаться в своем сне, она еще не проснулась до конца.

– Я что-то слышала внизу, – тихо отвечаю я, выбираясь из постели. – У двери.

Перевожу взгляд на лестницу и прислушиваюсь.

– М-м, – мычит Сюзи и вновь зарывается головой в подушку.

Ветер бьет о стены дома, сердце колоколом стучит в груди. Осторожно, тихо, ступенька за ступенькой я спускаюсь вниз. «Парень мертв» – эта мысль отдается в моей голове с каждым ударом сердца.

Я снова слышу стук – отчетливый, быстрый, он доносится с той стороны входной двери. Это, я думаю, может быть только мистер Перкинс или кто-то из лагерных вожатых – хотят предупредить меня, что среди нас разгуливает убийца. Посоветуют запереться на все замки и не выходить из дома. Ко мне привыкли относиться как к самой большой опасности в наших лесах, но теперь это, возможно, больше не так.

Я подхожу к окну, медленно дышу, пытаясь унять волнение, звенящее в висках. Я отодвигаю в сторону краешек занавески. Кто-то стоит на крыльце, засунув руки в карманы, сгорбившись от холодного ветра.

Я его знаю.

Я отодвигаю щеколду и толчком открываю дверь. В открывшийся дверной проем влетает порыв ветра, приносит с собой пригоршни снега.

Ночной гость поднимает голову.

Оливер.

– Я не знал, куда еще пойти, – говорит он, хмурясь.

Ко мне снова возвращается способность дышать, и я отступаю на шаг, позволяя Оливеру войти внутрь.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Он стягивает капюшон, поднимает глаза. В неосвещенной комнате его зрачки кажутся еще темнее.

– Мне нужно место, где бы я мог отсидеться.

Я скрещиваю руки на груди, в голове продолжают крутиться слова, от которых я никак не могу избавиться: «Парень умер. Парень умер».

– Почему ты не мог остаться в лагере? – спрашиваю я.

Я наблюдаю за ним, пытаясь найти причины, по которым я не могу позволить парню, которого я едва знаю, остаться у себя в доме. Причины, по которым я должна сказать, чтобы он уходил, но только вижу перед собой парня, которого я нашла в Чаще, – замерзшего, дрожащего и одинокого. Вспоминаю, как он, раздевшись, сидел у огня в тот вечер, когда я привела его назад. Помню, какими холодными, буквально ледяными были его руки, как сильно он стискивал зубы и как расслабились его мышцы, как только я прикоснулась к нему.

– Я никому там не верю, – отвечает он.

– Почему?

Его взгляд задерживается на мне, прежде чем скользнуть в сторону. После долгой паузы он говорит:

– Мне некуда больше пойти.

Мне кажется, что я слышу на чердаке какое-то движение. Это Сюзи – то ли проснулась, то ли просто перевернулась на другой бок. Звук замирает.

«Парень умер» , – снова думаю я. Эти слова крутятся в голове, повторяются, словно эхо…

Я сглатываю, перевожу взгляд на Оливера и говорю то, чего не хотела бы произносить вслух:

– В ту ночь, когда ты пропал, умер парень.

Слова слетают с моих губ, вызывая странную боль у меня под ребрами – будто я попалась на рыболовный крючок.

– Что? – хмурится Оливер.

Я чувствую, как сжимаю челюсть, не отрываясь, смотрю на него, боясь упустить малейшее движение, которое может что-нибудь выдать. Показать, что Оливер пытается что-то скрыть от меня.

– Парень умер, – повторяю я, гораздо тверже на этот раз.

Но Оливер смотрит, словно ничего не понимает.

– Ты этого не знал? – спрашиваю я.

– Нет, я не… – он замолкает, стоит, слегка покачиваясь на носках, и я вижу, как он бледен – холод еще не полностью вышел из его тела. – Я ничего не помню. Я не мог…