Мишка шла, щурясь от яркого солнца, и замирала порой, просто чтобы бросить взгляд вверх, всмотреться в высокое ясное небо, наполненное лазурным блеском. Вдалеке противно каркали грачи, лишь темные росчерки на фоне безбрежного неба.
Порой, разрывая мертвенную тишину, звонили колокола, и звон этот растекался по всему погосту, проникал в ее душу сладким томлением. Мишка оживала, глядя на это весеннее празднество: и на истекающие мутными ручьями сугробы, и на покосившиеся ледяные глыбы, и на сухие пучки травы с редкими зелеными прожилками, и на грачей, и на солнце…
В воздухе пахло оттепелью.
Она и не надеялась всего этого увидеть, но… Но Мишка осталась жива. Она шла по жирной кладбищенской земле, несла в руках тяжелые гвоздики и все не верила, что осталась жива.
Издалека Мишка увидела его сгорбленную спину – Витя сидел, покачиваясь в такт музыке, что вызывала такой ужас у их кроткой Чашечки.
Чашечка…
Подойдя поближе, Мишка окликнула Витю, но он ее даже не услышал. Тогда она прошла вперед, выныривая прямо перед его глазами.
Их всех похоронили рядом, только одна могилка с фотографией какой-то бледной старушки затесалась среди погибших одноклассников. Красивые памятники и потемневшие от влаги кресты. Улыбки на фотографиях и серые бесстрастные лица. Все они сейчас смотрели на Мишку и отличались от нее только одним: они навсегда останутся юными десятиклассниками, а у нее впереди будет долгая и трудная, но все-таки жизнь. Своя собственная жизнь. Что-то большее, чем гранитная плита или покосившийся крест.
Мишка присаживалась возле каждой могилы и укладывала на грязный слежавшийся снег алые гвоздики. Потом долго глядела в знакомые лица. Цветы в руках деревенели от последнего зимнего холода, но внутри у Мишки до сих пор вьюжило.
Горькая, безнадежная вьюга.
Они вроде как победили. Но какой ценой?..
Лехиной фотографии не было – худой крест завалился вправо, на него прикрутили медную дешевую табличку с криво выбитыми данными: фамилия, имя, отчество, дата рождения. Дата смерти. Первая гвоздика дрожала от ветра под его крестом.
Ника улыбалась с памятника – улыбалась широко и счастливо, и глаза ее горели теплым блеском, неиссякаемым и милосердным. Только вот Мишка теперь научилась различать в этих прекрасных глазах затаенную глубокую боль, которая никого к Нике и близко не подпускала. Мишка горько улыбнулась и коснулась пальцами гранитного памятника. Порой ей даже хотелось привезти на кладбище Шабаша, чтобы и он с Никой попрощался, но это было глупостью, а поэтому Мишка просто подкармливала огромного шаловливого пса.
Рустам. Еще один крест, толстый и массивный, с бледной выцветшей фотографией. На снимке Рустам был мелким и лопоухим, Мишка едва помнила его таким, но более поздних фотографий никто так и не нашел. Гвоздика легла и к этому кресту.
Чашечка, милая и неравнодушная Чашечка, которая вытирала им носы и прощала списанную домашку. Она ходила к учителям и умоляла о пересдачах, успокаивала плачущую Мишку, когда та впервые разочаровалась в любви… Обычный белый памятник, и Екатерина Витальевна на фотографии слишком серьезная, без привычной мягкой полуулыбки. Не такая Чашечка, неправильная… Чем дольше Мишка вглядывалась в ее черты, тем сильнее начинала находить что-то новое, тем больше смазывалось Чашечкино лицо в памяти, и она подумала с болью, что через несколько лет совсем забудет лицо своей учительницы.
Для Екатерины Витальевны Мишка приготовила сразу четыре гвоздики. Она помнила, как расцветало лицо учительницы, когда ребята на первое сентября таскали колючие букеты с огородов. Чашечка смеялась, ставила цветы в вазы и ведра, а потом крепко обнимала свою детвору… Они выросли и застыдились ходить с букетами, бросаясь фразами вроде: «Чашке и так нормально будет». Учительница стояла на линейке, крепко сцепив руки в замок, и с умилением наблюдала за первоклашками. Только Ника носила пушистые астры до самого конца, до самого их общего с Чашечкой конца…
Алые цветы казались пятнами крови на ноздреватом снегу.
– Простите, что теперь только так… – пробормотала Мишка, отводя глаза в сторону.
Максим. Он выигрывал для них все школьные соревнования, на спор переносил девчонок через лужи и всегда смеялся так, что даже Мишка смущенно улыбалась на задней парте. Ее первая безответная влюбленность. Еще один крест. Еще одна гвоздика.
– А я вот даже и не принес ничего, – сказал Витя, и Мишка обернулась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу