Александр Матюхин: Кладбище ведьм

Глаза холодно блестели в темноте. Волосы растрепались. Крыгин склонился над Надей и сорвал маску со своего лица окончательно.

— Я сначала долго заблуждался, — прошипел он, брызжа слюной. — Я думал, что моя любовь искренняя, надёжная. А потом случилось разочарование. Знаешь, что происходит, когда человек разочаровывается в любви? Откуда тебе… Вы с Грибовым не любили никогда. Так, баловались, назло твоей матери. — Крыгин склонился ближе, и Надя почувствовала его острое и терпкое дыхание. — Хочешь скажу самое интересное? Я прекрасно знал, что Оксана использует меня. Пил её зелье. Продолжал любить. Потому что иначе никак. Потому что если не любить никого, то вот отсюда, из души, выплеснется злоба.

Надя прохрипела, перебивая:

— Она и так у вас выплескивается, верно?

— Верно, — улыбнулся он. — Если позволишь, я убью тебя. Мне всё равно откуда ты вдруг узнала, что происходит, зачем ты стояла на этом самопальном кладбище и что здесь вынюхивала, но мне проще тебя убить, чем пытаться переубедить. Пусть будет так. Разобьём фамильный заговор, дело с концом.

Крыгин вытер тыльной стороной ладони тонкие влажные губы, покрепче взялся за топор и замахнулся.

Надя зажмурилась. Она почувствовала вдруг удар — но это был не удар топора. Что-то тяжелое налетело на Крыгина и сшибло его с Нади.

Она открыла глаза, различила сначала чей-то свитер, джинсы. Потом увидела, что это Грибов — странно одетый Грибов, в кровавых подтёках, с разбитым лицом, босой. Он навалился на Крыгина и жёстко, хлёстко бил того по лицу кулаками. Голова Крыгина болталась из стороны в сторону.

— Артём! — Надя вскочила, ощущая, как рвутся мышцы, как лопается что-то внутри, тошнота подкатывает к горлу, а глаза темнеют. — Артём, господи! Откуда ты здесь?

Крыгин, задыхаясь, схватил Грибова одной рукой за подбородок, второй же рукой сильно, с размаха, ударил. Грибов странно дёрнулся, начал заваливаться на бок, будто потерял сознание.

— Бить надо уметь, дурачок, — сипло прохрипел Крыгин, сваливая Грибова в снег. — Не дрался что ли никогда?

Он повертел головой. Обронённый топор лежал в полуметре, почти у Надиных ног. Она тоже сообразила, что вот он — рядом, нужно только схватить.

— Подожди, с-сука! — Крыгин прыгнул к топору, но Надя, сама того не ожидая, что есть силы ударила его пяткой по разбитому лицу. В коленке вспыхнула боль — ещё одна в калейдоскопе боли. Крыгин охнул и упал на спину. Плащ распахнулся, по снегу вокруг рассыпались карты. Ветер тотчас подхватил их и закружил вихрем в черноте ночи.

Пиковые дамы, шестерки крестей, тузы, короли, двойки…

К Надиным ногам упала карта — червовый валет. Ухмыляющаяся скотина! Надя наступила на него и вдавила в снег. Ярость выплеснулась вместе с нечеловеческим глухим рычанием. Где-то внутри проснулся и заворочался древний зверь, передающийся ведьмам её поколения по наследству.

Надя обхватила пальцами теплое топорище, подняла, ощущая массивную тяжесть, как подтверждение серьезных намерений того, кто берет этот топор.

— Наденька, милая! — пробормотал Крыгин, пытаясь подняться. Ветер рвал на нём плащ, длинные полы путались в ногах. Нижняя губа Крыгина была разбита, кровь текла по подбородку. — Не делай глупостей, умоляю! Тебя посадят! Кто угодно скажет, что ты сошла с ума!

Сколько же притворства было в его голосе, сколько противного и скользкого подобострастия. Крыгин и правда думал, что сработает. Он в это верил.

Надя перевела взгляд на бывшего. Грибов лежала без сознания, раскинув руки и ноги. Лицо его было в крови, на веках скопились тающие снежинки.

— Иди к черту! — пробормотала Надя, замахнулась и что есть силы опустила топор на Крыгина.

Удар пришелся в плечо. Лезвие с хрустом сломало кость и погрузилось в плоть.

Крыгин заорал, выпучив глаза. Заорал так, что, наверное, разбудил половину поселка.

Надя выдернула топор, но не смогла замахнуться вновь — не хватило сил — и уронила его. Лезвие зазвенело по льду.

Крыгин, продолжал орать, размахивая здоровой рукой. Кровь хлынула фонтаном, превратив задний двор в море крови.

Надя медленно обошла человека из администрации, схватила за воротник пальто и потащила в сторону открытой калитки. Какой же он был тяжелый! Крыгин не сопротивлялся, крик ослаб, из горла вырывались тихие кашляющие стоны.

Взвыл ветер. Задрожала сетка-рабица. Показалось, что тьма сгустилась невероятно. На льду оставалась неровная, дрожащая полоска крови. Каждый шаг давался Наде с трудом. Боль в ногах сложно было контролировать.