Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

– Потому что, любовь моя, я не собираюсь тебя ни с кем делить!

Ясмин осеклась. До этого момента ни один из них не произносил слова на букву «л». Нужно было срочно что-нибудь сказать, что-нибудь отвлекающее. И она вспомнила:

– Откуда ты узнал про салоны и мужа?

– Я тебя умоляю. До женщин с вашим детективным гением мне далеко, но я в состоянии разузнать кое-что об интересующем меня человеке. Да и город у нас небольшой. Долго скрывать роман не получится.

После этих слов до Ясмин дошло, что сегодня полгорода видело их вместе, и вели они себя вовсе не как леди-босс и секретарь. Ей стало невыразимо страшно. Она представила себе, как расползается по городу отвратительным мазутным пятном слух, как её муж приставляет к ней людей – проследить, и они, прямо как в сериалах или фильмах, показывают ему фотографии, оскверняя своими циничными взглядами драгоценные моменты нежности между ней и Расимом, как муж подаёт на развод, и она теряет материальную поддержку, и даже если ей останутся салоны – вести малый бизнес в стране трудно, очень трудно, и кто знает, справится ли она без денежного донорства своего благоверного. А в худшем случае он может решить разобраться с художником… Ясмин задохнулась. Взрослая женщина, как она могла быть так безрассудна?! Чудесному сну пора закончиться.

– Мне кажется, – сказала она, – у нас разные цели. Я не хочу морочить тебе голову.

– Ты что, хочешь сказать, что мы расстаёмся?

Если бы Ясмин лучше владела искусством перевода неясных мыслей в слова, она бы сказала, что «расстаёмся» – это слишком сильное определение для завершения отношений, длившихся четыре дня. Ещё она сказала бы, что чувства, подобные тем, что захватили их, горят сильно, ярко, но недолго, совсем как фейерверк, и в этом их прелесть, и главное в такой страсти – вовремя поставить точку, пока всё не опошлилось разборками с разгневанным супругом и оскорблённой общественностью. Но отдельные слова метались в её хорошенькой просторной головке взбесившимися птицами, никак не хотели строиться в умные предложения. А её губы, ещё хранящие воспоминания о невозможных поцелуях, отказывались произнести то, что должно было навсегда лишить их этого волшебства. Всё её тело сопротивлялось расставанию, а разум словно кричал от страха.

– Ты столько жила без любви. Поживи для себя, – Расим не советовал – он просил.

– Я не могу! – хрипло выкрикнула Ясмин, кинувшись к двери. – Найди себе другую девушку!

Она сбежала.

Не дойдя до подножия морщинистого вулкана, Рейхан вдруг пошатнулась, одновременно её голову наполнил гул. Сначала ей показалось, что опять сработала странная двусторонняя связь. Но это земля вокруг гудела и тряслась. Вулкан задышал, как живое существо – никак иначе Рейхан не могла бы охарактеризовать изменение, произошедшее с горой в считаные секунды. Рейхан чуть было не побежала под напором инстинкта, но ей удалось – к добру ли, к худу ли, она ещё не знала – подавить страх и остаться на месте. Стадо овец, пасшееся на соседнем холме, двинулось прочь от вулкана.

Первый взрыв был таким громким, что едва не бросил Рейхан на землю. Вершина горы извергла фонтан грязи и оделась ревущим пламенем, чёрный дым воронкой поднимался в небо, стремясь слиться с облаками. И Рейхан завизжала от восторга, переполнявшего её, словно она сама была извергающимся вулканом, а крик был её огнём и лавой. Земля пошла стремительно расширяющимися трещинами, одна разверзлась у самых ног Рейхан, как будто она стояла на углу огромного приоткрывающегося рта. Словно ребёнок, устроивший истерику от избытка энергии, вулкан ревел и плевался всем, что скопилось в недрах земли, и, чем ближе Рейхан подходила к грохочущей горе, тем сильнее она ощущала эту впустую растрачиваемую мощь. Если бы кто-то, следящий за порядком, увидел, как беспечно она приближается к опасному явлению, ей бы пришлось платить немаленький штраф, но все, кто сейчас наблюдал извержение, снимали его на видео и гадали, кара ли это за их грехи и когда ждать конца света. А вулкан всё расплёскивал силу, и часть этой силы вливалась в Рейхан, как в сосуд, оставленный под дождём. Никогда прежде она не была так преисполнена сознанием собственного всемогущества, разве что в детстве, в том чудесном отрезке жизни, когда спать не хочется не только весь день напролёт, но даже и ночью, когда хочется бежать по школьным коридорам с диким криком, только для того, чтобы не разорваться изнутри, ибо всё будущее, необозримое, как Вселенная, сжатой пружиной таится в детской душе.